Слышали, как звучит рояль, когда на нем не играют, а просто открыта верхняя крышка? Ну, ну! Когда по рояльным струнам гуляет ветер? То же самое, только чуть более скрытно происходит, когда на столе в саду лежит скрипка без футляра. В момент прикосновения к ней ветра – приборами, а иногда и ухом можно засечь – сотни и тысячи еле слышимых звуков и обертонов!
И чего только – безо всякой игры – в такой лежащей скрипке не услышишь! Но я заболтался, вы, вижу, засыпаете. А я вот спать не могу: последствия акустической травмы, знаете ли…
– А тогда я прямо здесь, рядом с «ишачком» прикорну. Жена вас не заругает?
– Дидо мне не жена, – пожал плечами Черногор и почему-то нахмурился.
– Потому что не славянка? – поддел я его.
– Потому что в ней дьявол сидит. И по временам этот дьявол из нее наружу выпрыгивает! Всё. Спите…
* * *
Проснувшись внезапно, как от толчка, мессер Джузеппе увидел: дверь в его келью приоткрыта. Сквозь образовавшийся проем виднелась часть крытой, без стекол, галереи, опоясавшей по второму этажу спальные покои монастыря.
За дверью кто-то копошился. То ли чистил сапоги, то ли возился со связкой красноствольных, крепких, в палец толщиной ивовых прутьев, еще вчера принесенных из ближней рощи для важнейшего дела и сваленных у входа в келью.
– Кто здесь? – резко распрямившись, мессер Джузеппе сел на кровати.
Был он, как и любой итальянец, черен, горбонос, костист. Но глаза получил ясные, голубые, как славянин из-за Адриатики.
– Кто здесь? – повторил он.
Вместо ответа дверь распахнулась шире, и в нее бочком протиснулся кто-то невысокий, поджарый, укутанный в старый, порыжевший от дождя плащ, из-под которого виднелся подрясник и грубые крестьянские башмаки, – словом, кто-то из мелких монастырских служек.
– Что тебе нужно? Если ты за нотами, то они будут готовы только завтра. Завтра! Ты понял?
– Чшшш… Не так громко, великолепный синьор! Не гневайтесь и выслушайте меня. Я к вам от вашего родственничка, архиепископа Корнаро…
Здесь служка внезапно со свистом втянул в себя воздух и мелко рассмеялся, что неприятно подействовало на чувствительного мессера Джузеппе.
– Вам нужно бежать, – закончив смеяться так же внезапно, как и начал, сказал пришедший.
– Что за чушь! Мне и здесь хорошо. Я буду жить в Анконе еще три или четыре года. Словом, сколько надо – столько и буду жить!
– И все-таки бежать вам придется. И бежать немедленно, потому что вас разыскивает офицер Гоббини, которого вы, синьор фехтмейстер, покалечили три года назад. С офицером – несколько его друзей. И они уже где-то рядом. Ну же! Вспомните Падую!