Катя и учительница выбрались из пещеры и подошли к костру.
– А вы куда пропали? – обрадовался Соломин. – Мы вам кричали, кричали…
– Отлучались по делу… женскому… – ответила Ирина Владимировна, отряхивая подол куртки и поправляя вязаную шапочку.
Костер догорал, Дубровин все так же сидел на бревнышке и смотрел на угли. Снизу, из темноты, где блестели лужи в ямах и мокрые камни, вылизанные течением Оленушки, поднялся отец Евмений. Увидев женщин, он улыбнулся: «А-а-а, вернулись! Пора уж обратно…».
– Вот вам и зима пришла, – Катя присела у костра и вытянула к огню руки.
– Пришла, родимая, уж саван соткала, – вздохнул Дубровин, поглядывая вверх, куда струились искры. Старый доктор сидел перед костром, широко открыв глаза, не мигая, будто огонь горел внутри него.
– Холод собачий, – сказал Соломин, – ледянистый воздух как раз сюда, в низину стекает…
– А в пещере тепло… – заметила Катя.
– Вот Христос в пещере-то и отогрелся, – сказал улыбаясь отец Евмений. – В пещерах всегда матушка-земля согреет, в беде не оставит. Это только в аду холодно, там совсем нет никаких чертей, которые бы грешников зажаривали. В аду вообще никого нет, кроме души неприкаянной и холода. Мне так кажется, грешному, – священник перекрестился. – В аду потому холодно, что зиму еще как-то можно терпеть, в огне же просто сгоришь, и все тут – мука недолгая. А холод медлителен, вкрадчив… Когда все кругом промерзает, а снега еще нет, дует ветер, тогда и воцаряется вокруг самый настоящий ад. И только снег может убелить душу…
– Вы правы, батюшка… – согласился Соломин. – Ад – это то, что вокруг, то, что мы выбираем, и самое страшное, что все это не покинет человека и после смерти. Я бы себе желал не рая и наслаждений, а прозрачности, чистоты и покоя… Кстати, хотел спросить. Мне недавно приснилось, что я убил человека. Меня не сон смущает. Меня смущает, что я не умер во сне от стыда… Как религия к снам относится? Виновен ли человек в своих снах?
– Не виновен, – ответил священник. – Человек отвечает за поступки. А сон – это сгусток нечистоты. Старцы говорили: «Человек во сне жив только на одну десятую». Это значит, что человек на девять десятых во сне мертв и, следовательно, пребывает в средоточии нечистоты, ибо нет более нечистой вещи, чем небытие.
– Небытие стерильно, – сказала Катя.
– Тебе-то откуда знать? – спросила учительница. – Жить надо, барахтаться. Как лягушка в кувшине молока.
– А если там не молоко, а вода? – спросила Катя.
– Тогда нужно так барахтаться, чтобы вода закипела и выкипела, – сказал священник.
Помолчали. Свет от костра дрожал на лицах людей. Каждый из них хранил свою тайну. Вверху ничего не было видно, лишь огромный столб темени уходил в небо. Соломин сходил по нужде и поскорей вернулся… Вдруг снова забеспокоилась сойка, и крик ее словно придал всем силы.