В сущности, у Артура и не было никакого права на Фредди. Но Ральф… Каждый раз, когда Этель видела его рядом с «любимой племянницей», она не могла не чувствовать, что совершила нечто ужасное, скрыв от него правду о рождении Фредди. И эту тайну ей придется носить в себе днем и ночью, все шесть месяцев, пока они не вернутся в Лондон.
Фредди оказалась права… Во время завтрака Ральф пригласил их на ленч.
— Мне нужно работать, — отрезала Этель, найдя самый простой предлог отклонить приглашение. Но конечно же, Ральф понял, что дело не в этом.
— Восхвалять сосиски? — спросил он и добавил покровительственным тоном, который заставил Этель яростно сжать кулаки: — Звучит впечатляюще.
— Да, это ужасно! — проговорила она, едва сдерживая гнев. — Но дает мне возможность одевать и кормить дочь, и я не понимаю, почему должна в чем-то оправдываться!..
Она оттолкнула от себя недопитую чашку кофе и попыталась встать со стула, но Ральф удержал ее за руку.
— Извини. Это совершенно верно — твоя работа дает возможность жить тебе и твоей дочери… Но ты так растрачиваешь свой талант.
— Мой талант? — Этель недоверчиво посмотрела на Ральфа.
— Ведь у тебя неплохой голос, ты могла бы сочинять лирические песенки, — уверил ее он, — тебе когда-то хотелось писать песни. Помнишь?
Да, она помнила. Это было, когда они еще любили друг друга. Она доверила ему свои мечты и очень боялась, что он станет над ней смеяться. Но он попросил ее спеть несколько песенок, и они понравились ему. Позднее она думала, что Ральф просто хотел сделать ей что-то приятное. Как бы то ни было, после рождения Фредди она перестала писать песни.
— Ты ведь тоже собирался переплыть через Атлантику в одиночку! — съязвила Этель.
— Правда, — согласился Ральф с улыбкой, — но никогда этого не сделаю, хоть все еще мечтаю об этом. А ты?
Этель посмотрела ему в глаза. Неужели ему действительно интересно знать, сохранила ли она свои мечты? Впрочем, какой смысл говорить и думать об этом…
— Больше я ни о чем не мечтаю, — сказала она сухо. — А теперь извини меня… — И она взглядом указала на длинные пальцы Ральфа, все еще державшие ее руку.
Он отпустил ее, и Этель пошла к двери, но Ральф снова остановил ее вопросом:
— Ты не будешь возражать, если я возьму с собой Фредди?
— А что, если я скажу нет?! — воскликнула Этель воинственно. — Да, я против.
— Тогда я не возьму ее, — ответил Ральф спокойно.
Это обезоружило Этель.
— Поезжайте, если вам так хочется, — проворчала она и поспешила выйти из комнаты прежде, чем могла начаться новая ссора.
Через несколько часов она наблюдала из окна, как Ральф и Фредди, одетые в обычную для яхтсменов сине-белую форму, уехали. Поглядев еще раз на черные волосы дочери, совсем такие же, как у Ральфа, Этель подумала: неужели окружающие не видят этого разительного сходства? Как замечательно выглядела эта парочка — Ральф и Фредерика Макартур! А что, если они разгадают ее секрет?