Лирика (Санников) - страница 6

На океана круг широкий,
Но перекрыты все пути,
Повсюду душное сирокко.
1927

ЛУННОЕ СИЯНИЕ

Затих, уснул закат измученный,
И вот — вовсю разлив луны,
И блещет море многозвучное
Червонным золотом волны.
Как скрипки зыбкое звучание,
Как упоенье тонких струн,
На море лунное сияние
И колыханье стаи шхун.
Я выходил один на палубу
И в средиземной тишине
Глядел на призрачную, алую
Оранжевую зыбь огней.
Я вспоминал пески Аравии,
Кофейный африканский зной
И до утра луны отравою
Дышал на палубе ночной.
И думал я о дальних гаванях,
О промелькнувших маяках,
О том, что жизнь, как это плаванье,
Заманчива и коротка.

1927

ГОРОД УГЛИЧ[4]

Борису Пильняку

Горяча заката киноварь,
Но сейчас я не о ней —
Я о лампе керосиновой,
Об уездной старине.
Пожилую, неприветную,
Закоптелую, в пыли,
Мне вчера подругу медную
Из чулана принесли.
За окном соборов зодчество,
Город в сумрак отступал.
Я над лампой в одиночестве
До рассвета горевал.
И в бреду вставала молодость:
Ночи, зори, петухи,
Фитиля крутое золото
На мои лилось стихи.
В керосиновом сиянии,
Молод, прыток и упрям,
Я навек бросался в плаванья
По развернутым морям.
Я по странам неисхоженным,
Я по тропикам гулял.
Над стихами невозможными
И смеялся и рыдал.
Помнишь, лампа, время зимнее
Ночь. Беспамятство снегов.
Девушке с глазами синими
Я нашептывал любовь.
При огне, огне прикрученном,
От избытка чувств и сил,
Я ее в потемках, мучая,
Упоительно любил.
Ты всему была свидетелем,
Но однажды, медный друг,
Догорела, не заметила,
Я уехал поутру…
Годы шли крутые, быстрые,
В грозах, в битвах, в маете.
Вся страна легла под выстрелы
Мылась кровью, а затем…
Но об этом долго сказывать.
Жизнь — эпический роман.
И в собранье хлама разного
Отнесли тебя в чулан.
Под портретом государевым,
Возле сваленных икон,
Отсияло твое зарево,
Схоронился медный звон.
И с тобою, незаметная,
Отцвела моя весна…
Керосиновая, медная,
Никому ты не нужна.
Нынче всюду электричество.
О бессонный друг ночей,
Я на память в Исторический
Передам тебя музей.
Под таким-то черным номером,
Керосиновая медь,
Обо всем былом, что померло,
Обо мне ты будешь петь.
Может, кто, задетый заживо,
Вспомнит дым далеких лет,
Как себя в ночах выхаживал
При твоем огне поэт.
Горяча заката киноварь,
Бредит город стариной
И во славе керосиновой
Потухает предо мной.

1928

РАЗДУМЬЕ[5]

Разгул ветров, безумство штормов
И штилевых затиший грусть —
Весь этот мир, живой, огромный,
Разучивал я наизусть.
Ходил по северным и южным,
И вот опять, как в прошлый год,
Ветрам Атлантики послушный,
Сажусь на дальний пароход.
Куда теперь? На юг иль север?
В какой еще водоворот?
Я вдоль и поперек измерил
Полглобуса земных широт.