Соня сделала «лягушку». Сидор спел про конницу Буденного.
После утренника нас повели в столовую. Родители окружили воспитательницу и спрашивали, когда утеплят уборную, чтобы детей не продувало, и сколько носовых платков нужно давать ребенку.
Под десятками родительских взглядов Сидор все же умудрился поменять на соседнем столе мякушку на горбушку. Свою он отдал Петьке, обмененную — мне. Всегда ли будут на земле такие правильные мальчишки?..
Вот он уписывает нелюбимый мякиш и грустно говорит Петьке:
— А я в Суворовское махну. Вот весна будет, и уеду.
Мы с Петькой насовсем уходим из интерната. Другие — только на праздники.
Бабушка стала надомницей, сможет за нами смотреть. Она уже договорилась с учительницей, и Петька опять будет ходить в школу.
Петька-то будет, а я нет…
— Дети, — говорит Елизавета Ивановна. — Дети, попрощайтесь с Петей и Леней.
Она наклоняется и целует наши макушки.
— Дети, я кому говорю?
Никто ее не слушает. Все погрузили носы в кульки с новогодними гостинцами. У Сони за щекой круглая помадка, а я вспоминаю ту, военную, пуговицу.
♦
В нашей комнате на тумбочке стоит елочка. Не целая, а только верхушка. У кого-то не влезла в комнату большая-пребольшая елка — вот и отрубили от нее верхушку. Елочных игрушек у нас не было, и бабушка вырезала и повесила на ветки модели из журнала мод. Они все время поворачиваются к нам нераскрашенной стороной.
Накануне бабушка говорила, что если что-то задумаешь, то в новогоднюю ночь это обязательно приснится.
Я забыл задумать, но сон увидел замечательный.
Мне приснился Буденный — точь-в-точь такой же, как на портрете в интернате.
Я поздоровался с ним и попросил у него буденовку. Хоть не насовсем, а поносить. Ведь и у Вальки Степанова и у Витьки Майорова они есть, а у меня нету.
Буденный погладил усы и сказал:
— Знаешь, я сам все свои буденовки роздал. Но я напишу тетке на Красную речку, и она тебе пришлет…
Как жалко, что такой сон кончился! Вставать не хочется. Надевай теперь эти гадские штаны с железными пуговицами, эти стоптанные ботинки…
Один ботинок надевается хорошо, другой, как назло, не лезет. У Петьки — то же самое. Нога упирается во что-то твердое и не идет дальше.
— Там что-то есть, — Петька засовывает руку в ботинок и щупает. — Не достается…
Взяв за пятку и носок, мы с силой встряхиваем ботинки. И тут на пол, почти одновременно, падают, стуча, два больших, спелых яблока.
— Яблоко! У меня яблоко! — кричит брат.
— Яблоко! — кричу я. — У меня тоже яблоко!
— Яблоки! — кричим мы, подбегая к бабушке.
— Баба, яблоки. Посмотри, баб, яблоки… Тут красненькое, тут желтенькое… Баба, баб, а где ты яблоки взяла?