Но время он выбрал то еще. Умереть не встать просто до чего вовремя.
— Все будет хорошо, — пообещал он, протягивая мне руку, словно понимал, что я внутри вся скукожилась и была на грани срыва.
Я подняла на него глаза, молча качая головой.
Нет, хорошо все не будет.
Не мог он мне такого обещать.
Никто не мог. Уж точно не какой-то школьник, даже если он такой высокий и одет как взрослый.
Я закачала головой с еще большим отчаянием, а на глазах выступили слезы,
— Поверь мне, — мягко добавил он, его британский акцент действительно успокаивал. Он еще крепче сжал мою руку, — Я знаю, о чем говорю.
Я тогда была не в курсе, что у Тристена большой опыт в этом вопросе. Тогда я просто позволила ему, почти совсем незнакомому парню, обнять себя и прижать к груди. Он гладил меня по волосам, и я вдруг разрыдалась. Я выплакала все, что накопилось с того самого момента, когда к нам в дверь постучал полицейский и сообщил, что моего отца, зверски убитого, нашли на стоянке около лаборатории, в которой он работал, и за все то время, пока мы готовились к похоронам. Мать моя совсем расклеилась, и мне пришлось взять на себя кучу недетских обязанностей: выбирать гроб и выписывать на имя владельца похоронного бюро чеки на огромные суммы. А теперь я вдруг зарылась под пальто Тристена и так крепко прижалась к нему, что у меня даже чуть очки не слетели, я рыдала в три ручья, у него, наверное, рубашка с галстуком промокли.
Выплакав все слезы, я отстранилась, поправила очки и вытерла глаза, мне было неловко. Но Тристена, похоже, такая демонстрация чувств не смутила.
— Со временем действительно становится получше, меньше болит, — уверял он и все повторяя; — Поверь мне, Джилл.
Тогда эта фраза казалась мне почти не значимой, но в ближайшие месяцы ей суждено было занять центральное место в моей жизни.
Поверь мне, Джилл...
— Увидимся в школе, — добавил Тристен, в очередной раз сжав мою руку. Потом он наклонился и поцеловал меня в щеку, жест этот показался мне весьма взрослым. Но он застал меня врасплох, я чуть пошатнулась: я-то не привыкла к такой близости с противоположным полом, и в итоге мы коснулись уголками губ.
— Извини, — пробормотала я, смутившись еще больше: я была зла на саму себя. Я раньше никогда не целовалась с парнями в губы ни при каких обстоятельствах, а уж в такой-то страшный день... Я, конечно, ничего не почувствовала, но все же... Просто в тот момент мне казалось неправильным хотя бы мысль допустить о чем-нибудь, кроме смерти. Неужели можно было задумываться о том, какой он, как от него пахнет, о том, что я почувствовала, расслабившись в объятиях человека, который сильнее меня? У меня отец УМЕР. — Прости, — снова пробормотала я, извиняясь, наверное, и перед отцом тоже.