На поверхности ручья дрожит отражение Аарона.
— Убийца, — говорит он, улыбаясь разодранным в клочья лицом.
Я вскакиваю и коекак выхватываю из-за спины нож (острая боль пронзает позвоночник), но рядом никого, а Манчи преспокойно гоняет рыбок в ручье.
— Я тебя найду, — говорю я в воздух, который все сильнее шевелится на ветру.
Манчи поднимает голову от воды:
— Тодд?
— Найду, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни.
— Убийца, — вновь доносит ветер.
Секунду я лежу, тяжело дыша и кашляя, но глаза не открываю. Потом поднимаюсь, иду к ручью и плещу на себя водой, пока не начинает болеть в груди.
Я собираюсь с силами, и мы идем дальше.
Умывание холодной водой ненадолго помогает, и я успеваю одолеть еще несколько холмов, пока небо не начинает светиться снова. Все вокруг опять дрожит, и мы делаем привал.
— Убийца, — шепчут кусты то с одной, то с другой стороны. — Убийца. Убийца.
Я даже головы не поднимаю, молча жую, и все.
Это из-за спэкской крови, говорю я себе. Меня лихорадит, только и всего.
— Только и всего? — спрашивает Аарон с противоположной стороны поляны. — Если это все, что же ты так упорно за мной гонишься?
На нем воскресная ряса, а лицо целое и невредимое, как раньше. Он соединил руки перед собой, бутто вот-вот начнет проповедь, и улыбается, сияя на сонце.
О, как хорошо я помню эти улыбчивые кулаки!
— Шум связывает нас воедино, юный Тодд, — говорит он, шипя и присвистывая, точно змея. — Если падет один, падут все.
— Тебя здесь нет, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
— Нет, Тодд! — лает Манчи.
— Да неужели? — И Аарон исчезает в ослепительном сиянии.
Умом я понимаю, что Аарон ненастоящий, но сердцу плевать: оно бьется как оголтелое. Теперь Аарон маячит где-то на краю поля зрения почти все время — прячется в зарослях, прислоняется к валунам, стоит на поваленных деревьях… Я не обращаю внимания. Отворачиваюсь и ковыляю дальше.
А с вершины очередного холма вижу, что дорога впереди пересекает реку. Пейзаж вокруг непрестанно шевелится, такшто меня начинает мутить, но я отчетливо вижу мост, ведущий на другой берег.
На миг меня посещает мысль: а не та ли это дорога, по которой мы с Виолой решили не идти еще в Фарбранче? Если нет, то куда она может вести в этой глуши? Я смотрю налево: там только леса и холмы, насколько хватает глаз, и они танцуют, что вапще-то холмам не положено. Я ненадолго закрываю глаза.
Мы спускаемся к подножию — медленно, слишком медленно. След ведет нас вдоль берега и по направлению к мосту, высокому и хлипкому, с перилами. У начала моста вода собирается в грязные лужицы.