— На другом берегу, — говорит Виола и бросается по мосту через реку, громко топая по доскам. Я бегу за ней по пятам, обгоняю и слушаю, слушаю и смотрю, смотрю, смотрю и вижу…
Там, в густых кустах на берегу…
Бен.
Это правда Бен.
Он стоит, согнувшись, за кустами, одной рукой опирается на ствол дерева и настороженно смотрит, кто это бежит по мосту… Вот я уже близко, его лицо внезапно смягчается, Шум раскрывается широко-широко, как объятья, и я лечу через кусты прямо в них, едва не сшибая Бена с ног. Мое сердце выворачивается наизнанку от счастья, Шум ослепительно яркий, как целое небо, и…
Все будет хорошо.
Теперь все точно будет хорошо.
Все будет хорошо.
Это Бен.
Он крепко стискивает меня в объятьях и говорит только: «Тодд», — а Виола держится в сторонке, чтобы не мешать, и я обнимаю его обнимаю обнимаю это Бен ох Боже всемогущий это Бен Бен Бен!!!
— Да, это я, — говорит он и смеется, потомушто я сейчас выжму весь воздух из его легких. — Ох, как же я рад тебя видеть, Тодд!
— Бен, — говорю я, отстраняясь и глядя на него. Мне некуда деть руки, поэтому я хватаю его за грудки и тря су что есть мочи — вроде бы так мужчинам полагается выражать любовь. — Бен!
Он кивает и улыбается.
Вдруг вокруг его глаз пролегают складочки, и я уже вижу начало истории, которая вот-вот появится в Шуме.
— Киллиан? — спрашиваю я.
Он ничего не говорит, лишь показывает мне Шум: вот он бежит к догорающей ферме, внутри которой остались не только приспешники мэра, но и Киллиан Бен горюет, до сих пор очень горюет.
— О нет. — Мое сердце уходит в пятки, хоть я и догадывался, что произошло на ферме.
Догадываться и знать всетаки разные вещи.
Бен снова кивает, медленно и грусно, и тут я замечаю, какой он грязный, тощий — бутто не ел неделю, — а на носу у него запеклась кровь. Но это по-прежнему Бен, который умеет читать меня лучше всех на свете, и его Шум уже спрашивает меня о Манчи, а я уже показываю ему, что стряслось, и тут из моих глаз наконец-то брызгают слезы, и он обнимает меня, и я плачу, по-настоящему плачу от горя по моему псу, Киллиану и прежней жизни.
— Я его бросил! — рыдаю я, кашляя и шмыгая носом. — Я его бросил.
— Знаю, — говорит Бен. В его Шуме уже отдаются мои слова: Я его бросил.
Через минуту Бен осторожно отстраняется, смотрит на меня и говорит:
— Послушай, Тодд, у нас нет времени.
— На что?
Бен переводит взгляд на Виолу.
— Здрасьте, — говорит она, в глазах сплошная тревога.
— Здраствуй, — кивает Бен. — А ты, стало быть, та самая девочка.
— Та самая.
— Ты помогала Тодду?
— Мы помогали друг другу.
— Славно. — Шум Бена становится теплым и грусным. — Славно.