– Маша, – сказал он тихо. – Я знаю, где сейчас находится твой муж.
Мария сдержалась. Приложила невероятные усилия, но смогла не вскрикнуть, не вскочить с кресла и не потребовать у отца, чтобы тот немедленно рассказал обо всем, что ему известно. Только вздрогнула и шумно схватила ртом воздух – в просторном и плохо протопленном зале вдруг стало невероятно душно…
– Он сейчас в Шлиссельбургской крепости, – продолжил тем временем отец с таким видом, словно не заметил ее волнения. Мария Андреевна снова глубоко вздохнула и все-таки тихо ахнула. Иосиф в крепости. Не в Сибири, не на каторге, а просто в заточении. И не так далеко от нее, как она ожидала. Неужели все не так плохо, как ей казалось? Или наоборот – все гораздо хуже, ведь к заключенным в крепости точно не пускают жен?
– Батюшка, скажите, пожалуйста… – начала она срывающимся голосом, но сенатор Бороздин не дал ей договорить.
– Твой муж был в Шлиссельбургской крепости все это время, – перебил он дочь. – И сейчас он там, и будет находиться там до конца жизни, если ты не послушаешься нас с матерью. Это последний раз, когда я прошу тебя выполнить нашу просьбу. Если ты сейчас откажешься, я больше не приду, но и этот… человек останется в тюрьме навсегда.
– Я вас… не понимаю, – еле слышно прошептала Мария. – Что я должна сделать, скажите!
– Поджио сейчас в крепости, и у него за эти годы очень сильно расстроилось здоровье, – спокойно и даже как будто бы с удовольствием стал объяснять ей отец. – Скорее всего, он протянет еще год или два, не больше.
– Что с ним? – забыв о вежливости, перебила отца молодая женщина.
– То же, что и со всеми заключенными в одиночных камерах, – сенатор говорил все так же спокойно, но его глаза вдруг заблестели злобной мстительной радостью. – Ревматизм от холода и сырости, зубы выпадают от гнилой еды… ты действительно хочешь, чтобы я тебе подробно об этом рассказал?
– Я могу хоть как-то ему помочь? – не отвечая отцу, требовательно спросила Мария. Тот удовлетворенно улыбнулся:
– Можешь.
– Как? – женщина уже чувствовала, что он чего-то недоговаривает и что рассказал он ей о болезни ее мужа не просто так, не по доброте душевной. Но раздумывать, чего именно сенатор пытается добиться этим разговором, ей было некогда. Она должна была узнать, чем может помочь своему любимому супругу, – это было главным.
– Маша, изначально твой Иосиф был приговорен к двенадцати годам каторги в Сибири, – отозвался отец. – Но ты слишком яростно рвалась туда вслед за ним. Я не мог допустить, чтобы ты поступила так же, как Мари Волконская и другие, чтобы ты бросила нас с матерью и нашего внука. Когда-нибудь ты поймешь, почему я это сделал.