– Тогда почему ты так решила? Зачем ты плохо думаешь про нашего Мишу?! – ничего не понимая, стала допытываться Давыдова. Но девочка, словно испугавшись чего-то, замкнулась в себе и не отвечала. Александре хотелось встряхнуть ее или даже потребовать у гувернантки, чтобы она наказала дочь, но ей вспомнился прижавшийся к ней Миша, и она заставила себя успокоиться.
– Наш Миша очень хороший мальчик, и ты тоже хорошая, и Катя с Лизой, и Петя с Николкой, – сказала она ласково, привлекая старшую дочь к себе и кивая на совсем затихших в углу с игрушками младших детей.
– Тогда почему же его увезли от нас? – с ничего не понимающим видом спросила Маша.
– Но ведь я же тебе объясняла, – вздохнула Александра Ивановна и принялась терпеливо повторять уже не раз сказанные детям слова: – Мне нужно уехать к папе, а Мише нужно учиться. Ему будет лучше всего в Одессе, с нашими тетушками. Вот и все. Тебе это понятно?
– Да, маменька, – тихо ответила девочка, но так и не посмотрела в глаза матери.
– Не думай плохо о Мишеньке, – еще раз повторила Давыдова, посчитав, что недостаточно хорошо убедила дочь. – Он же твой брат, и мы все его любим!
– Конечно, маменька, – согласно кивнула Маша и вдруг, подняв голову и с надеждой посмотрев на мать, снова уточнила: – Но если я буду вести себя хорошо и не буду обижать маленьких, вы ведь меня никуда не отправите?
В детской было жарко натоплено, но Александра почувствовала, что ее трясет от холода. Ее старшая девятилетняя дочь, ее первый ребенок, смотрела на нее широко раскрытыми глазами и искренне верила, что Мишу отослали в Одессу, потому что он был в чем-то виноват, и что всех остальных детей тоже могут удалить из дома, если они сделают что-то не так. И их мать не имела ни малейшего понятия о том, как объяснить девочке, что та ошибается. Ведь она только что сказала ей об этом! Почему же Маша все равно продолжала стоять на своем, почему отказывалась поверить матери?!
– Мы все будем очень-очень хорошо себя вести, будем слушаться и вас, и мадемуазель, и нянечек, – пообещала ей дочь. – И тогда вы нас никому не отдадите. Ведь правда, маменька?
– Да, ты права… – растерянно пробормотала Давыдова, не зная, какими еще словами ей объяснить дочери, как обстоят дела на самом деле. – Вы все очень хорошие, и я никому вас не отдам.
Машино лицо тут же расплылось в улыбке, и она кивнула с таким серьезным видом, словно ей было не девять лет, а по меньшей мере сорок. К огромному удивлению матери, девочка как будто бы обрадовалась подтверждению своих слов. Мысль о том, что ее брата отослали к родственникам, потому что он чем-то не угодил матери, почему-то показалась девочке более привлекательной, чем правда, которую она совершенно не хотела слышать.