— Ну вот и хорошо, — улыбнулся неказенной улыбкой Проценко.
— Сразу хочу заявить! Я и пальцем не трогала Запорожцева! Хотя он меня ужасно оскорблял! Это могут подтвердить все члены съемочной группы.
— Они это подтверждают, — кивнул Владимир.
— Вот видите! — Франя воодушевилась. — Я могу вам сказать абсолютно искренне. Если бы я действительно хотела уничтожить этого хама, Запорожцева, я не стала бы сама пачкаться. Но при всем своем невыносимом характере он был талантливой скотиной! Вы видели его клипы?
— Конечно, — снова соврал Лелик.
— Значит, понимаете, что он был профи! Вы понимаете, что это такое, когда после одного его клипа ты просыпаешься звездой?! Знаменитой! Вчера тебя еще никто не знал, а на другой день — с руками отрывают каналы, журналы, газеты. Тебя приглашают на все тусовки, на все пафосные вечеринки! Кто ж станет убивать человека, пусть даже с отвратительным характером, но который тебя превращает в ѴІР-персону, вот так! — Франческа звонко щелкнула пальцами, показывая, как ловко Артур Запорожцев превращал обычных людей в очень важных персон.
— Я-то вам верю, дорогая Франческа, безоговорочно верю! Но факты… Вот смотрите, туту меня записано со слов ваших коллег. Вы с Запорожцевым поругались, потом он снял вас, потом вышел покурить, и вы тоже вышли из зала. После этого его нашли с проломленной грудной клеткой!
— Да, но я здесь совершенно ни при чем!
— Верю. Вам — верю. Но факты?
Нежные ручки девушки прижимались к груди, а чистые, полные слез глаза с ангельской печалью обращались к оперативнику. Оперативник печально и сочувственно разводил руками: дескать, он бы тут же ее отпустил, но факты… Оба словно «прогоняли» роль перед премьерным спектаклем, роль плохую, неинтересную.
Бесконечный разговор продолжался…
* * *
У Витольда Дмитриевича Чабанова имелось стержневое предназначение — власть. Как полет у птицы. Он с самого раннего детства стремился к власти и осваивал ступеньки этой стихии. Еще в детском саду, когда воспитательница назвала его «старшим по спальне», он ощутил сладость в сердце. Сладко было командовать другими детьми, запрещать им разговаривать, велеть закрывать глаза и ложиться на бочок. Самое удивительное — они его слушались. В школе он сразу стал командиром звездочки, потом звеньевым, потом председателем совета отряда. Дальше пошло-поехало. В пединституте он был комсомольским вожаком. И на правах комсорга вуза стал получать от жизни первые заметные блага и льготы: поездки в соцстраны, спецпайки, ленинскую стипендию — не столько за хорошую учебу, сколько за умение создать впечатление активного молодежного вожака. При этом он всегда был свято уверен, что вся оргдеятельность лежит единственно на его широких плечах.