Комсомольская юность плавно перетекла в партийную зрелость. Здесь он почувствовал уже настоящие преимущества власти. Спецмагазины, загранпоездки в капстраны — посмотреть, как они там загнивают, спецсанатории, спецмашины. Но внезапно все обрушилось. Кончился Советский Союз, и вместе с ним кончилась партия. Впервые в жизни Чабанов испугался по-настоящему. С исчезновением партии уходила в небытие кормушка. Прощай, дольче вита, как говорят итальянцы, то есть аривидерчи, сладкая жизнь! А ведь он к ней так привык, что иной жизни не представлял. Делать он ничего не умел. Педагогические знания по специальности «биология», полученной в вузе, применять не хотелось. Не идти же, в самом деле, работать в школу?!
И тут ему повезло: старые друзья «засунули» его руководить культурой. Чабанов оказался заведующим отделом музеев в Министерстве культуры. Поначалу, вникнув в ситуацию, он совсем скис. Отрасль была не то что бедная, а такая нищая, что нищие старушки в переходах рядом с ней казались состоятельными дамами. Музеи в стране были по большей части в плачевном состоянии. Они требовали капитального ремонта, и у многих музейных собраний была одна и та же история болезни: в старых особняках, где находились музеи, протекали крыши, от постоянной влажности портились драгоценные полотна, страдали от грибка скульптуры, дыбились дворцовые паркеты, трескалась штукатурка. А во многих музеях электропроводка была такой старой, что только чудом можно объяснить то, что до сих пор не случились массовые пожары.
Некоторые музеи даже не имели системы защиты. Формально, по бумажкам, сигнализация стояла, но не везде работала. И случались кражи. Уплывали в неизвестном направлении старинные иконы и оружие, картины и скульптуры, мебель и фарфор. Впрочем, нельзя сказать, что направление это было неизвестным. Оно как раз было известно тем, кто интересовался судьбой исчезнувших ценностей. Потому как через короткое время украденное появлялось на западных аукционах и успешно продавалось. Новые хозяева не допускали порчи дорогих реликвий. И уж конечно, как говорится, пылинки с них сдували. Так что для произведений искусства все складывалось к лучшему. Как обычно, у государства не было денег ни на реставрацию, ни на должное хранение, ни на спасение музеев.
От бесперспективности подвластного ему дела Витольд Дмитриевич сначала расстроился. Но вскоре кое-что сам сообразил, а некоторые тонкие моменты умные люди подсказали. И понял Чабанов, что сидит он не на голой, нищей отрасли, а на золотоносной жиле. Стал чиновник жить да поживать. И так много добра наживать, что богаче его были только нефтяные и газовые чиновники.