Шоу на крови (Владимирская, Владимирский) - страница 75

«Сейчас она не выдержит, — решила Вера. — Только терпеливый человек молча выслушивает вагон несправедливых замечаний. А потом взрывается. Верно говорят: берегись гнева терпеливого человека».

И действительно, Аросева в эту минуту подумала: «Почему бы не выдать Лобку наконец все, что я о ней думаю? Давно хочется… Только еще хочется остаться здесь работать. Долго-предолго, до самой старости. Конечно, не из-за тех смешных денег под названием „зарплата“. Какие в музее деньги? Если нормально питаться, их и на неделю не хватит. Никто, и особенно эта мегера, не верит, что можно работать не за деньги. Тем более сегодня, когда товарно-денежные отношения торжествуют над всем, когда никто ничего не делает даром. Никто! Ни пожилые, ни юные, ни богатые, ни бедные. Если кто чего и делает — все равно все время ждет, что его вот-вот отблагодарят. А я хочу работать в музее всю жизнь только из-за солнечного чувства внутри, где-то в районе сердца. Мне его хватает. Просто я здесь в своей стихии. Как в море Ихтиандр».

— Да что вы говорите?! — театрально всплеснула руками Аросева. Ее терпение лопнуло с треском, как первомайский шарик. Она порывисто сдернула зеркало со стены и, держа его перед лицом Риммы, процитировала: — «Эти блеклые голубые глазки, этот выступающий вперед подбородок, заостренный чахоточный носик, эти светлые, тонкие волосики — типичная вырожденка!!!» — Потом в сердцах треснула зеркалом об пол, аж осколки брызнули во все стороны. И выскочила из кабинета, хлопнув дверью.

Вера успела отойти в сторону и приняла деловой озабоченный вид идущей по коридору посетительницы.

— Простите, — обратилась она к Аросевой, — я тут немного заблудилась… Проводите меня обратно в музей.

Та молча кивнула и пошла вперед. Из двери выглянула Лобоцкая. Она уже открыла было рот, чтобы выматериться, но увидела свою подчиненную с экспертом Чепурного и сомкнула губы, отчего рот стал тонким, как лезвие.

После экскурсии, с таким блеском проведенной Лерой Аросевой, в Испанском зале не осталось вообще никого, только у входа читала книгу одна из трех старушек, пожилая Маргоша. Стараясь не стучать каблуками по гулкому паркету, Вера прошлась вдоль картин. Не успела она сделать двух шагов, как в зал вошел мужчина с большим желтым ящиком и картонной папкой. Он поздоровался со смотрительницей, та кивнула, не отрываясь от чтения. Мужчина разложил свой ящик перед «Инфантой» Веласкеса, и стало ясно, что он — живописец, а ящик — мольберт. Присмотревшись, Вера поняла: художник копирует полотно. Интересно, как быстро он работает. Если ходит сюда каждый день, мог что-то видеть…