— Я вас беру на одном важном для меня условии: чтобы у меня была возможность выходить из дома, когда мне захочется.
Это означало, что у Никола никогда не будет отпуска. Но он не понял смысла этих слов и, очень смутившись, отвечал:
— Да что вы, г-н Марсель, вы же знаете, что всегда совершенно свободны!
Помню, как тогда удивила меня эта манера Никола говорить «г-н Марсель».
Когда я спросила его об этом, он объяснил:
— У них в семействе профессор Адриен Пруст был «г-н Пруст», а чтобы отличить сыновей, их называли «г-н Марсель» и «г-н Робер». У меня так и осталась эта привычка.
Никола позволял себе некоторые вольности в выражениях, сохранившиеся еще от службы у родителей г-на Пруста. Помню, я как-то пришла к ним и сидела на кухне, когда он появился с брюками в руках вне себя от ярости и, показывая их, сказал:
— Вот полюбуйтесь, я так старался отгладить складку, а этот растяпа замочил их, когда мыл ноги. Теперь делай все заново.
Такая манера казалась мне странной и даже шокировала из-за незнания тогдашних отношений. Удивляло меня и кое-что другое. Часто, например, когда я уходила, Никола просил:
— Вам не трудно по пути забросить это в «Божоле»?
«Божоле» — так называлась винная лавочка на улице Аркад.
Хозяин, толстяк, не отличавшийся вежливостью, брал у меня конверт, полученный от Никола, и кидал в корзину к другим конвертам. Я плохо понимала, что все это означает, но ни о чем не спрашивала, ведь меня его просьба нисколько не затрудняла. К концу дня Никола начинал нервничать, принимался крутить прядь волос на лбу и поглядывать на часы. Наконец, говорил:
— Я на минутку, за газетой. Если он позвонит, я сейчас...
И, действительно, всегда возвращался бегом, заглядывая в газету, неизменно на одну и ту же страницу.
Только потом, когда я рассказала об этом г-ну Прусту, он, посмеявшись, объяснил мне:
— Так вы не поняли, Селеста? Вы относите его пари, а хозяин «Божоле» — это, как теперь говорят, «бук». Поработав крупье, бедняга Никола не только научился допивать бутылки, он еще пристрастился к игре.
Все это не мешало ему оставаться таким же милым и преданным, и я понимаю привязанность к Никола г-на Пруста. Мне самой никогда не приходилось жаловаться на него. Другое дело Селина.
По просьбе брата ее устроил в больницу г-н Робер Пруст, уже получивший известность как ассистент профессора Подзи, который сам ее оперировал и лечил. И, естественно, г-н Пруст сразу же заявил Никола:
— Придется нам как-то устраиваться, чтобы вы могли каждый день навещать жену. А может быть, попросим г-жу Альбаре, если ей не трудно, приходить на время, когда вы будете в больнице?