Но не всегда Коле удавалось сдержать себя. Поэтому между нами, хотя и реже, возникали размолвки и даже ссоры.
Морозы как-то враз установились в начале октября. А сейчас и снег лежал везде. И, похоже, — до весны. Зима здесь, видать, серьёзная. Нам уже и бушлаты выдали с матерчатыми, на ватной подкладке, шапками-ушанками, метко прозванными «гондонками»?[184] А валенками снабдить не спешат. Вот мы и пляшем с утра до вечера, постукивая ботинок о ботинок, — для сугреву. Холод пронизывает ступни через резиновые подошвы — никакие портянки не защищают. Единственное спасение — работа. Может, поэтому хитромудрое начальство и придерживает валенки на складе, чтобы не разленились. Правда, через каждые пятьдесят минут нам положен обогрев — на десять минут. У раскалённой бочки — печки — можно под брезентовым укрытием переобуться, сидя на земле. Портянки просушить, держа их перед розовощёкой буржуйкой. И — по новой — на мороз, в траншею. Норму выколачивать, выжимать из себя. С потом.
Думая об обогреваловке, я спросил идущего впереди нас начальника конвоя:
— Надолго, гражданин начальник?
— Там видно будет, — неопределённо ответил лейтенант в белоснежном полушубке и неразношенных чёрных валеночках.
Мы шагали вдоль запретки с вольной стороны — молодой бравый начальник — впереди, и мы за ним, по «псиной» тропке.
«Наверное, запретку чинить, — предположил я не вслух. — Если работы много, то в обогреваловку не попадём. Засохнем, на открытом-то месте. Может, костёр начальник разрешит развести? Эх, если б ватные брюки были, а то хэбэ продувает, как марлю. Коленки — уже ледяные, онемели».
Миновали последнюю вышку с топчущимся на ней попкой в тулупе и захрустели по полю. Продвигаться стало труднее, хотя и пытался попадать в следы впереди идущих. Мела позёмка и поддувала под бушлат.
Борщук встревожено завертел головой по сторонам, вытягивая худую шею из грязного вафельного полотенца, служившего ему и шарфом.
Начальник, словно у него на затылке имелись глаза, повернулся к нам и произнёс необычную фразу. Не какую-нибудь там «подтянитесь», а «поживее, ребята!». «Ребята!» Как это понимать?
Борщук ускорил шаг. Я — за ним.
«Куда он нас тащит?» — спрашивал я себя.
Впереди показались крыши посёлка. Вскоре мы свернули в одну из улочек. Где-то посередине её наш конвоир остановился, отворил калитку и пропустил нас во двор. Подошли к дому, похожему на барак.
— Подождите здесь, я сейчас, — сказал он и исчез за дверью жилого помещения.
Мы огляделись. Дом на две половины. Огород. Сарай, возле которого навалены кучей брёвна. Тонкомер. Сушняк. Неужели это нам? Да здесь целая автомашина. Или пара возов.