Напарник посмотрел на меня зверем.
— Вон умывальник, в углу.
Алюминиевый умывальник — на стене, под ним таз на табурете. Мыло белое, личное. У нас дома тоже такое было — «детское».
— А другое мыло есть? — спрашиваю. — Хозяйственное. А то у нас руки грязные.
— Мойте этим.
Голос у хозяйки певучий, ласковый. Ну повезло начальнику с женой!
Коля неохотно из-за стола встал, подошёл к умывальнику, по-быстрому руки ополоснул, о штаны вытер. И снова — за стол. Опасается, что ли, чтобы я без него что-нибудь со стола не смёл и не проглотил?
Не дожидаясь ещё одного приглашения, мы приступили — только хруст стоит. Да Колино громкое чавканье. И чего спешит?
Наверное, и минуты не прошло — насытились.
— Сколько тебе лет, Наташа? — спросил я.
— Семь.
Голосок тонюсенький. Давным-давно такого голоса не слышал.
— Заболела она у нас. Поэтому в школу не пошла. Простыла, — рассказывает хозяйка. — Дом старый, щелястый. За ночь выдует — утром, как на дворе.
Начальник, который так и не назвал своего имени, с девочкой занялся. А мы просто отдыхаем. Бездельничаем. Я с девочки глаз не свожу — до чего прелестное создание. И глазки у неё умные, серьёзные. Как у взрослого человека. И я бы от такой дочери не отказался. Хотя раньше не задумывался о подобном.
— Дом такой ветхий, — продолжает свой рассказ хозяйка, — весь день топи — не нагреешь. Мы — квартиранты. А хозяевам это не нужно.
— Лена, — одёрнул жену лейтенант.
«До чего же она хороша», — восхищаюсь я и Леной. И Наташа лепечет что-то. Букварь, что ли, читает? Под воркующий баритон папы. Эх, хорошо-то как здесь! Уютно. Радиоприёмник на тумбочке, застланной вышитой салфеткой, помигивает кошачьим изумрудным глазом. И сочится из коричневого полированного красавца негромкая сладкая, как ягодный сок, мелодия.
Боже мой, насколько я от всего этого отвык! Непривычно. И со мной что-то неладное происходит. Горло сжал спазм. И я приказываю себе: крепись! Не опозорься. В лагере за такую слабость — засмеют. Издёвками до сумасшествия доведут. И я удержался. Протёр глаза платком — и всё. Успокоился. Подсчитал, что всего восемь месяцев прошло.
Мы съели полную сковороду жареной, с луком, картошки, умяли тарелку серого хлеба, выпили по кружке густого домашнего молока. Сало, разумеется, тоже не забыли. И размякли, разленились. Эх, остаться б здесь, побеседовать с этой маленькой чудесной девочкой, поиграть с ней. Да и хозяйка до чего же приветливая, щедрая. Но… Благодарим за угощение. Коля уже давно возится, что-то ему здесь не климат. Я извиняюсь. За причинённое беспокойство. Прощаюсь с Наташенькой. Она продолжает смотреть на нас не то что с испугом, но будто знает о нас что-то нехорошее. Конечно же, она понимает, что мы — зеки. Дети всё знают. Но, тем не менее, она говорит нам «до свидания». Во двор выхожу, озаренный её чистым взглядом. Взгляд из волшебного мира, называемого детством. Растаявшего навсегда.