Не улыбайся, Валя. Я себя без всякого юмора считаю честным человеком. Несмотря на то, что замешан в преступлении и за это понёс наказание. Вернее, несу до сего дня. Я-то, как в этом мне ни стыдно признаться, хоть в какой-то мере виновен — участник. А сколько людей встречал я за время своих тюремно-лагерных скитаний, не совершивших ничего преступного. Как я после, по прошествии, может быть, года, догадался, они, эти ни в чём не повинные люди, порабощены как рабочая сила. Поэтому их ложно обвинили и превратили в рабов. Об этом многие догадываются, не только я. Да и не надо быть мудрецом семи пядей во лбу, чтобы узреть очевидное. А один бригадир, по фамилии Заремба, будил нас каждое утро пронзительным воплем: «Подъём! Крепостные, подъём!» И мы послушно вставали. Но я опять уклонился от цели своего письма — как можно подробнее и правдивей рассказать о себе. Чтобы ты знала, с кем предстоит иметь дело, что я за человек. И подойду ли тебе как друг.
Ещё в Челябинской следственной тюрьме я осознал, какую неисправимую, роковую оплошность совершил. И почувствовал себя полным ничтожеством перед теми, кому нанёс своим проступком урон, прежде всего перед родителями, особенно — мамой, знакомыми, которые верили мне и в меня и всеми остальными. Тогда же, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачнейших мыслей и мучительных угрызений совести, стал рассуждать с собой, пытаясь разобраться в своём прошлом, чтобы не повторить подобных ошибок в будущем, и о другом — самом важном для меня. О том, как мне держаться, каким правилам следовать. Собственно говоря, правила остались те же, только решил их строже выполнять. Сама обстановка этого требовала. Эти намерения давали мне хоть какую-то возможность искупить свою вину, доказать себе, что ещё не всё в своей жизни потерял. Несмотря на то, что будущее пугало и подавляло своей удручающей перспективой. А точнее — бесперспективностью. Из-за огромного срока наказания.
Каждый прожитый здесь день убеждал, что пятнадцать лет неволи мне не выдержать. Но я спорил с собой: выдержишь! Ведь сегодняшний-то день — одолел! А огромные, непреодолимые полтора десятилетия складываются из точно таких же, как уже прожитые, суток. К тому же, мне встречались такие люди, что отбыли и побольше. Они — боролись. Не отчаивались. Особенно интересным оказался один бывший царский штабс-капитан по фамилии Николаев — бодрый, чёткий, с военной выправкой. Он отбывает (если ещё жив, я с ним расстался в прошлом, 52-м) в ссылках, концлагерях и тюрьмах с 1928 года! В Черногорском лагере он работал библиотекарем, потому что по состоянию здоровья больше никуда не годился. Он мне прекрасные книги давал для прочтения. После встреч с такими людьми я понял, что и мне надо бороться. Изо всех сил. Ведь всё в мире выживает в борьбе и через борьбу. И надо расти, обогащаться жизненным опытом, знаниями. Даже в таких казалось бы неблагоприятных обстоятельствах.