Присутствующие беседуют шепотом. Мужики и бабы смотрят на нас с надеждой. Бороды мужиков тщательно причесаны, их высокие сапоги отполированы, рубашки и ремни чисты, также и черные брюки, заправленные в сапоги. На женщинах новые платья, их пестрые фартуки, завязанные над грудью, их косынки и блузы самых разных цветов подобраны со вкусом и с инстинктом художника. Их волосы аккуратно причесаны с пробором как у мужиков и смазаны маслом, и блестят в свете большой керосиновой лампы, висящей посреди комнаты. Снаружи слышны также приглушенные голоса тех, которые уже не смогли попасть вовнутрь. Они смотрят с любопытством через немного замерзшие стекла.
Из какого-то угла слышно осторожное бурчание самого прекрасного русского изобретения всех веков – вечного самовара.
- Так, братец, благослови тебя Бог, теперь ешь и пей со своими людьми как сердцу угодно, и пусть вкус нашей еды тебе понравится. Маленькие рюмки наполнены водкой, мы чокаемся, желаем друг другу хорошего здоровья и опустошаем их.
На наших тарелках лежит великолепная куропатка с сытным соусом из сметаны и запеченным на огне картофелем, несколько в стороне, на другой тарелке брусника. Староста облегченно вздыхает, увидев, что я разламываю кости рукой и сильно вгрызаюсь в мясо. Мы все голодны, поэтому мы тоже в основном молчим.
Едва куропатка съедена, когда уже вторая лежит на тарелке. Кроме Фаиме и меня никто не протестует, мы тоже не хотим больше ни водки, ни других спиртных напитков.
- Неужели тебе не понравилось? – осведомляется староста удивленно и не без строгости.
- Немцы все не пьют, только за немногими исключениями, я вижу это также по нашим пленным в Никитино, – сообщает Лопатин озадаченному хозяину, – и едят они тоже не так, как мы, только наш барин не особо следует этим обычаям, он ест, как делаем это мы, православные, если нужно, руками.
Нерешительно мужики смотрят на меня. Могут ли они, пожалуй, есть дальше?
- Спокойно продолжайте кушать, а я хочу только выпить стакан чая.
Мгновенно мой стакан наполнен чаем, множество пирогов и других домашних сладостей окружают татарку и меня. Я с удовольствием ем их, потому что они мне нравятся больше любой водки.
Фаиме и я настолько сыты, что мы едва ли можем дышать. Нам очень тепло, наши щеки, уши и лица становятся очень красными.
Мне приходится вытирать пот со лба, Фаиме тоже чувствует себя нехорошо.
- Прости меня, мой дорогой, – обращаюсь я к нашему хозяину, – мне нужно немного выйти на свежий воздух, потому что я больше не могу вынести жару.
- Лопатин, я дам вам деньги. Татарка пододвигает кожаную сумку солдату, который с большой растерянностью смотрит озадаченно то на сумку, то на девушку. – Мы не сбежим от вас, – добавляет она, улыбаясь.