Снаружи ревет ветер. Он дышит осенней прохладой близкого моря.
Серые, согнувшиеся, боязливые люди с маленькими узелками на плечах, матерящиеся, рычащие голоса охраны, сверкающие штыки, дрожащий, таинственный факельный свет над зловещей группой.
«Сибирь!»
Это слово обычно произносят только шепотом.
Сосланному в Сибирь очень редко удается вернуться домой. И если кто-то, тем не менее, возвратился; то он навсегда оставался серым и молчаливым. Никогда больше не мелькала улыбка на его лице. Часами он тогда сидел неподвижно, в большинстве случаев где-нибудь на солнце, смотрел в одну точку, или смотрел вдаль. Его глаза могли смотреть бесконечно далеко, далеко в даль. Он постоянно, кажется, ждал чего-то... смерти? Освобожденный из «мертвого дома» мог ждать только лишь этого.
Мощные, тяжелые ворота раскрываются со стоном, неохотно, как будто защищаясь от грубой человеческой силы. Это открывает несчастным дорогу к мучениям, дорогу к проклятию.
Зловещая колонна обреченных на смерть проходит через ворота медленно, потому что их ноги шагают как на свинцовых подошвах.
Они выходят в ночь.
Ночь приняла их.
Они все исчезли в ней...
Я уже много недель находился среди преступников. Завшивевший, кишащий клопами, с бородатым, одичавшим лицом, животное в образе человека среди таких же, как я. Самое большее, чем я отличался от других, так это моим более сильным видом и значительно более строгой охраной, какой не предоставляли даже самым опасным преступникам. За мной строго наблюдали днем и ночью, и по ночам, когда я, смертельно усталый и полумертвый от голода, спал на холодном цементном поле или голых нарах, множество раз светлый, пристальный луч фонаря через глазок двери камеры падал на мое лицо.
Частично по железной дороге, частично пешком при любой погоде по непроходимым дорогам вели нас от какого-то вокзала к какой-то тюрьме, или от тюрьмы к какому-то вокзалу. Все дальше и дальше... Куда... никто не знал... да никто и не должен был знать.
Поднимаемся с деревянных нар или с пола. Кучу непонятных лохмотьев с самой большой тщательностью мы наматываем вокруг ног, так как некоторым из нас это заменяет ботинки. Только если камера обогревается, эти «обмотки» ночью сушатся, если же нет, то мы вовсе не развязываем их. Натягиваем оборванную одежду заключенного, небрежно надеваем шапку и мы уже готовы к походу.
Затем нужно ждать. Ждать, пока не раскроется дверь камеры, появятся охранники и поведут нас либо к какому-то вокзалу, либо на работу.
Однажды нашу партию выгрузили поблизости от вокзала, в стороне от какого-то городка. Мы стояли долго под проливным дождем, промокли насквозь и сильно замерзли. Уже много часов мы ничего не ели. Превращавшееся в громкий ропот ворчание заключенных было заглушено ударами плеток.