К вечеру прибыла новая партия заключенных. Среди них мне сразу бросился в глаза огромный каторжник.
Наконец, охранники с руганью и ударами погнали нас, однако их оплетенные проволокой плетки едва могли хоть кого-то из нас побудить двинуться. Один за другим оседали промокшие, замерзшие, голодные люди. Потом их как чурбаны бросали в следующую за нами зарешеченную повозку для заключенных, где размещались больные узники, в том числе те, которым оставалось жить считанные часы, однако партия, тем не менее, долго продолжала тянуть их за собой. Болезнь не считалась причиной, чтобы оставлять заключенного, такой причиной была только официально подтвержденная смерть.
Я шел в колонне последним. Рядом со мной неустанно шагал огромный мужчина, которого ничего не могло вывести из себя. За нами трое конвоиров.
- Пошли, – сказал он мне, – если мы с тобой с этим не справимся, то никто больше не останется в живых. Тогда наши конвоиры обрадуются и будут охранять сами себя, и им придется бить друг друга плетками, тогда все удовольствие для них закончится.
Лукаво он смотрит на меня искоса, но в то же самое мгновение его настигает удар плетки, срывающий шапку с его головы, другой, такой же сильный удар попадает ему прямо в лицо, которое тут же заливает кровь. Великан не издает звука боли, он только смотрит на своего мучителя, и рука, которая уже готовится к третьему удару плети, опускается; взгляд заставляет кровь палача застыть.
- Ступай же, иди, – шепчет он и отстает на несколько шагов...
Мы шли дальше... Великан не стирал кровь с лица...
Мы шли рядом и молчали...
Вместительная камера без скамей и нар приняла нас. В углу стояла большая печь. Было невыносимо жарко. Мы разделись, размотали грязные, вонючие тряпки с ног и столпились вокруг печи.
Принесли еду. Она состояла из серого, горячего бульона, в котором плавали селедки и огурцы. Кроме этого каждому выдали большой кусок ржаного хлеба.
Как неусмиренные дикие животные умирающие с голоду бросились к еде, вырывали друг у друга хлеб из рук, хватали селедку и огурцы пальцами, которые, так же как и мои, неделями не видели воды и были покрыты грязной коркой. Затем они жадно глотали все, что могли схватить.
Вдруг мой огромный попутчик поднялся, заорал на людей, и сразу воцарилось абсолютное спокойствие и тишина. Он приблизился к одному и другому и быстро захватил причитающиеся ему и мне пайки. Но едва мы успели проглотить кусочек, как заключенные с угрожающим видом приблизились к нам. Один подошел близко, высокомерно покачивая бедрами, и прежде чем великан почуял неладное, мужчина приготовился к удару. Но моя рука быстра, и я парирую удар. Это стало сигналом для других, чтобы наброситься на нас.