Дни проходят. Сестры заботятся обо мне. Теперь у меня чистые бинты.
Потом однажды передо мной лежит формуляр, который я должен подписать.
«Шведская миссия Красного креста». Я читаю свое имя, какой-то голос говорит со мной, действительно долго просит. Я подписываю...
Я женат. Незнакомая женщина стоит возле меня. Она со мной выедет за границу. Она не единственная, которая воспользуется этим путем. Она высокая, стройная и белокурая, нежные мягкие руки ложатся на мою левую руку, печально-боязливые глаза смотрят на меня. Она одета так скудно.
Позже я сижу в полутемной комнате, много, очень много глаз направлены на меня. Я знаю их всех, это друзья, знакомые – прежних времен... Передо мной, на столе, лежит горсть великолепных ювелирных изделий, которую я должен взять с собой.
- Мы все скоро последуем за тобой, если тут не станет лучше, – говорят голоса.
Я никогда больше не слышал их.
Вагон для скота. Я лежу на полу, и вокруг меня громко разговаривают на языке моей родины. Это офицеры, они едут со мной. Рядом со мной сидит, скорчившись, белокурая женщина. Она положила мне свою мягкую руку на лоб и пододвигает мне подушку под голову; я и не заметил, что я лежал там без подушки. Она накрывает меня одеялом.
Дверь вагона с грохотом закрывается, колеса грохочут час за часом.
Псков, Дюнабург[12], Вирбаллен, Эйдткунен. Германская граница... Всюду вокруг меня радость, смеющиеся лица.
Мы на родине.
«На родине, на родине, там встретимся мы вновь», звучит песня снова и снова.
Почему они все лгут... никакой новой встречи нет!
Вокзал Фридрихштрассе.
Мужчины, они выглядят аристократически, почтительно встречает стройную белокурую женщину. Она подает мне на прощание руку... Вокруг нас стоит, глазея, толпа. Голоса благодарят, пожимают мою левую руку, говорят много пустых слов.
Смеющееся, синее море... сияющее солнце... колосящиеся нивы... мой родной уголок. Но он не воодушевляет меня, так как у меня больше нет восприятия.
Почему я не остался, там, где-то, где я однажды был?
Маленькая узкоколейка в Мекленбурге приближается к городку. Издалека красные крыши выглядывают между тенистыми деревьями. Поезд останавливается. Собралось много людей. Они любопытны.
Отец!... Седой, согбенный, бездеятельный.
Мать!... Грустная, тихая, ухоженная.
Хриплые слова приветствия. Во всех глазах ужас, который они больше не могут скрывать. Холод и ужас так же исходит от меня. Маленькая, по-деревенски продуваемая комната. Все, все здесь чуждо мне.
- Ну, расскажи все же, пожалуйста.
- Я не могу! – звучит грубо и недружелюбно, но мне это абсолютно безразлично. – Вероятно... в другой раз..., может быть, – с трудом добавляю я.