Швейцария.
На сияющем солнце вечно заснеженные вершины Альп поднимаются передо мной. Я лежу на веранде. Сегодня воздух на высоте двух тысяч метров особенно прозрачен.
Мое голое тело полностью подвергается воздействию лучей исцеляющего солнца.
Я смотрю на правое плечо. Длинный, едва заживший шрам, прямоугольный, почти неподвижный, протез сустава лопатки. На правой ноге длинная резаная рана; мышцы и сухожилия отсутствуют почти полностью. На левом бедре зажившее пулевое ранение.
Когда-то я был молодым, сильным.
Теперь никто не сможет что-то изображать передо мной!
До конца своей жизни я стал инвалидом!
И надо мной... лучезарно синее небо...
Прошли годы.
Время проходило, безрадостное и полное кризисов. Работа была тягостью, без той радости, которую приносит создание чего-то цельного и большого.
Новая жизнь, новые понятия и установки возникали вокруг меня, постоянно пытались пробиться внутрь меня и уничтожить старое, мечты моих седых волос.
Но старое, то, что когда-то было, выдерживало, и так полная уединенность среди миллионов людей увеличивалась из года в год все больше и больше.
Я был чудаком, одиночкой.
Я часто пытался найти одного или другого из моих товарищей, но мне это не удавалось.
Снова и снова в ответ я получал только официальную информацию: «Пропал без вести с осени 1914 года в Сибири».
Только одного я встретил снова.
Окруженный роскошью и всевозможными пустыми тратами, вдали от своей родины, я снова увидел его. Черноволосый, импозантный, дьявольский, почти как когда-то, только на висках много седых волос, колючие, производящие почти зловещее впечатление глаза, в которых не чувствовалось ни малейшего движения, великолепные, нежные руки, которые, лаская и ощупывая скользили, по струнам скрипки. Он стал богат и знаменит; все было открыто для него в жизни.
Дайош Михали.
Когда он увидел меня, то внезапно прервал игру, отложил осторожно свою скрипку, и посреди равнодушных и избалованных людей он, не обращая внимания на их возмущенные лица, поспешно подошел ко мне.
Мы вместе проводили целые дни. Мы беседовали о прошлом.
Наши дороги снова разошлись. Когда-то они вновь пересекутся. Мы оба знаем это.
Много лет спустя я снова приехал в Россию с особой миссией; моя дорога вела меня дальше – в Сибирь.
Один из многих, которые ничего не могут назвать своим, не имеющих ни родины, ни крова, один из молчаливых, скромных, нетребовательных, одичавших, посадил меня в лодку-однодеревку и повез вниз по реке Обь. После долгих дней мы добрались до одной деревни. Там я оставил молчуна и двигался дальше в одиночку.