Вместительная комната, обложенная дорогими коврами, на стенах действительно хорошие оригиналы, крымские пейзажи, и пестрые платки, тонкие, тщательно подобранные ковры. Маленькие низкие столы, маленькие скамьи и диваны, восточная лампа в середине комнаты.
Мы садимся на низкие маленькие скамейки.
- Вы теперь счастливы в вашем доме? – задает мне вопрос Али.
- Еще бы! И новая кровать тоже гораздо лучше старой. Я спал как бог.
- Я вначале вообще не мог вам поверить, когда вы покупали у меня эту новую кровать. Я думал, что вы шутите, пока вы не взгромоздили ее себе на плечи и не покинули лавку со смехом. Это уже обсудили все в Никитино, все утверждают, простите, пожалуйста, что вы не совсем нормальный. Мол, это с вами от тюрьмы и от климата.
Я смеюсь от всей души, со мной братья Исламкуловы, пусть даже несколько неуверенно и смущенно
- К сожалению, я еще не могу пригласить вас к себе, потому что у меня в комнатах пока стоят только ваши сундуки. Однако за то я могу гулять у себя в квартире, разве это не приятно? Во всяком случае, это что-то новое для меня. Больше всего я, естественно, люблю сидеть на кровати, она, по крайней мере, мягкая. Но, все же, я счастлив. Все остальное тоже получится, если, конечно, меня снова не посалят в тюрьму. Последние мои слова звучат несколько глухо и горько.
- Господин Крёгер, позвольте мне дать вам совет, будьте очень любезны с писарем Игнатьевым и с господином полицейским капитаном тоже. Если необходимо, давайте им обоим при каком-либо случае деньги и снова, и снова деньги. Это не защита против подлостей Игнатьева, но, по крайней мере, все же, хоть маленькое успокоение. Если вы станете для них двоих дойной коровой, то репрессии против вас со временем останутся лишь на бумаге. Знаете ли вы, что господа нам очень задолжали, что мы не даем уже Игнатьеву ни копейки кредита?
За мной слышится очень тихий шум. Я останавливаю дыхание и внезапно очень отчетливо чувствую, что в следующее мгновение я испытаю огромную радость.
- Это Фаиме, наша сестра..., – говорит Али.
Медленно я встаю, оборачиваюсь. Маленькая рука появляется из широкого рукава пестрой одежды из татарской ткани, я склоняюсь к ней вниз и осторожно целую ее.
Фаиме...
Ее руки малы и искусны, ее ноги изящны и проворны. Ее черные, переходящие в синеву волосы гладкие, расчесаны с пробором точно в середине и завязаны на затылке в тяжелый узел. Ее нос со слегка согнутой благородно тонкой спинкой, ноздри выдают страсть. Черные, миндалевидные глаза немного раскосые. Они хранят в себе все эти необъяснимые тайны ее дальней родины. Это Фаиме, заброшенная судьбой, как и я, в этот потерянный городок в глуби Сибири.