- Если я смогу этим вам помочь, тогда нет. Я знаю, что вы не будете лишать меня радости без какой-то очень важной причины.
Я смотрел на нее молча, со всеми усилиями пытался овладеть собой, но мои глаза становились хмурыми.
- Я остаюсь... у вас... я остаюсь, – шептала она.
И мои слезы падали девушке в открытые руки.
Уехал Мохаммед.
Письмо ускользнуло от цензуры.
Вечерами мы с Фаиме ходили гулять вплоть до границы «зоны свободы». На маленькой, поросшей лесом возвышенности мы садились и болтали. Фаиме в большинстве случаев молчала. Я рассказывал ей о столицах Европы, о жизни за границей, моих поездках, о высоких, вечно покрытых снегом горах, синих озерах, о культуре и красоте. Но охотнее всего я рассказывал, однако, о моей родине и о море.
Фаиме слушала меня с детским воодушевлением и преданностью. Потом мы снова молчали долгое время.
- Фаиме, вы сделаете мне одно большое одолжение?
- Да.
- Знаете, я до сих пор тщетно искал того человека, кто дал мне милостыню и с нею свободу.
- Вы не рассердитесь на меня, если я не выполняю это ваше желание? Она посмотрела на меня. В ее глазах я прочел просьбу.
- Не рассержусь, но опечалюсь.
- Оставьте, все же, этому неизвестному радость того, что он дал что-то, не слыша благодарности. Вы наверняка опечалите его. Вероятно, он наблюдает за вами издалека, радуется втайне и не хочет слышать благодарности от Вас. Может быть, это его единственная радость. Почему вы хотите разрушить ему ее?
- Возможно, он отдал последнее и теперь испытывает нужду.
- Это все европейцы, собственно, являются такими трезвыми? Разве вам не знакомо ощущение, когда вы отдаете что-то от всего сердца и от самой чистой души? Внимательно и вопросительно ее черные глаза смотрят на меня. Ее маленькая рука берет мою.
- Нет, Фаиме, мне не было знакомо такое ощущение. До сих пор моя вся жизнь была только работой и движением вперед. Числа и машины, трезвое мышление и действие.
Медленно она убирает назад свою руку.
- Мои воспитатели и моя жизнь никогда не говорили со мной о чувствах. Однако, вероятно, я могу научиться понимать это ощущение. Не уходите, не оставляйте меня снова одну. Внезапно я краснею, я стыжусь своего попрошайничества. Не требую ли я снова милостыню?
- Я дала вам милостыню... Ее рука возвращается, робко, стеснительно. – Но я не хотела обидеть вас.
Тяжело дыша, Фаиме лежит на моей груди. Ее рот пылает от моих поцелуев. Он немного приоткрыт. Ее глаза сияют. Медленно поднимаются ее руки, осторожно я убираю назад широкие рукава. Она кладет голые, мягкие руки мне вокруг шеи и шепчет: – Я так безгранично люблю тебя!