- Никто не дает мне больше! Я уже всюду был. Его рука беспокойно трет лоб, скользит по растрепанным волосам. Воротник его мундира, кажется, стал ему вдруг ужасно тесным. – Вы должны одолжить мне деньги, господин Крёгер, пожалуйста, я должен непременно получить их, чтобы оплатить срочные долги, вы понимаете?
Я подхожу к окну, оставляю его стоять.
- Я наверняка мог бы быть полезен вам, вероятно, даже очень полезен, этого нельзя знать... Его голос дрожит. – Я обещаю и клянусь всеми святыми, что больше не буду делать обыск у вас.
- И я должен поверить вам? Вам?
Я подхожу к нему и достаю деньги из кармана.
- Я принципиально не ссужаю деньги, но я хочу подарить их вам. Я не хочу ничего получить назад от вас, понимаете?
Я кладу деньги на сундук, который заменяет стол в моей квартире. Игнатьев всеми пальцами проводит по волосам и таращится на деньги, как будто хочет их проглотить. Медленно, очень медленно я выписываю расписку.
- Так. Сколько вы хотите иметь? – спрашиваю я тогда.
- Сто рублей! Рука писаря с грязными ногтями уже твердо цепляется за купюру.
- Постойте! Его рука испуганно отпрянула. – Я вовсе не думал дарить вам так много денег... Исключено.
- Тогда дайте мне пятьдесят рублей.
- Но, Игнатьев, это – это же больше вашего месячного жалования. А ваш карточный долг, 196 рублей?
- Да... нет..., но... Его голос становится хриплым. Он жаждет денег. На купюрах лежит мой кулак.
- Я дам Вам двадцать пять рублей.
- Да! Дайте, дайте мне денег! – теперь он визжит.
- Сначала подпись, затем деньги.
Не глядя на расписку, его дрожащая рука летит над бумагой.
Он подписал смертный приговор!
Он выбегает на широкую грязную улицу и исчезает в темноте.
На следующий день мой хозяин говорит мне с досадой:
- Барин, вы мне не поверите, сегодня Игнатьев выплатил мне часть своего долга. Он был совершенно пьян. Хотел бы я знать, что за идиот снова ссудил ему деньги. Я с удовольствием задушил бы этого типа своими собственными руками!
- Спокойно предоставьте это мне, – отвечаю я и оставляю мужчину озадаченным.
Когда я позже захожу в лавку братьев Исламкуловых, мне навстречу с радостью выбегает Фаиме.
- Петр! Представь себе, Мохаммед прислал телеграмму, он прибыл в Петербург и говорил с Ахмедом. Вот, читай сам.
Я сгибаюсь над ее руками и целую их. Потом я читаю телеграмму, о дословном тексте которой мы договорились заранее.
- Я, к сожалению, вынужден помешать вам..., некоторое время позже звучит за нашей спиной хриплый голос.
Я оборачиваюсь. Передо мной стоит Игнатьев, мы не услышали, как он вошел.
- Я должен поговорить с вами.