А он подумал: «Ты сам напрашиваешься, приятель, сам набиваешься на неприятности». Но он ничего не мог с собой поделать. «Вот почему тебе нельзя, чтобы в твоей жизни появлялась женщина. Ты обязательно к ней привяжешься — и что тогда?» Каждый раз в прошлом, когда он начинал чувствовать хоть тень привязанности, дело заканчивалось катастрофой.
И все равно он позвал ее обратно в дом, обратно в свою жизнь, впуская все глубже и глубже — точно так же, как, двигаясь в ней, ему все время хотелось войти глубже. И, как и в их близости, он не мог себя сдерживать.
Они лежали нагишом на кровати Роба, укрывшись стеганым одеялом Милли. Свет не горел, но они опять открыли окна, впуская в комнату воздух и ночные звуки. После возвращения они еще два раза любили друг друга, и Роб чувствовал себя совершенно выжатым и одновременно таким полным жизни, как никогда прежде.
Нет. В то лето, когда ему только исполнилось восемнадцать, он был полон жизни и чувствовал все то, что только способен чувствовать человек в этом возрасте. Но он не был уверен, что его жизнь тогда была настолько… полной.
— Что привело тебя сюда? — спросила она из полутьмы. — В Лосиный Ручей?
Она лежала на боку рядом с ним и гладила его по груди. Он лежал на спине и наслаждался тем, что она так близко, что ее нога под одеялом лежит поверх его ноги, а ее груди прижимаются к его руке. С первого этажа доносились звуки песни «Догоняем машину» — негромкие, но полные силы, — и он готов был поклясться, что «Снежный патруль» поет о несравненных глазах Линдси.
— Ничего особенного, — ответил он. — Всем надо где-то быть. А я просто оказался здесь.
— Но… почему? Я хотела спросить — откуда ты?
— Из Орегона, — сказал он.
Это была правда. Просто ее было очень мало.
— А почему ты уехал?
— Я вырос в маленьком городке, но… мне там не нравилось. И я уехал в Портленд… а потом в другие большие города. А потом добрался сюда.
— Как, скажи мне, ради Бога, можно попасть в Лосиный Ручей, если его специально не искать? У меня, например, была карта — и то я еле его нашла.
«В Лосиный Ручей можно попасть, если хочешь спрятаться». Но он не мог этого сказать ей.
— Мне трудно тебе ответить, — услышал он собственные слова.
Она еле слышно спросила:
— Почему? С тобой что-то случилось, правда?
«Черт! Не делай со мной этого, моя хорошая!»
— Эбби, я вымотался. Давай спать.
— А Милли знала, почему ты сюда приехал? Почему ты сторонишься людей?
— Угу, — признался он.
Его голос был таким же тихим, как и у нее.
— Вот почему вы двое так сблизились, — сказала Линдси.
— Вроде как.
— Если ты рассказал ей, то почему не можешь рассказать мне?