— Понимаю. Он рассказывал вам о своей работе? Какими именно исследованиями он занимался?
— Он редко заговаривал о своей работе. Думаю, в министерстве авиации вам дадут больше информации. Знаю только, что он намеревался провести серию экспериментов, на подготовку которых потратил несколько месяцев, — что-то связанное с дезинтеграцией вещества, так, во всяком случае, он мне сказал.
Чуть сбавив скорость, комиссар съехал с основного шоссе, направив машину в открытые ворота фабрики, после чего резко остановился рядом с явно поджидавшим его полицейским.
Мне не к чему было выслушивать рапорт охранника — я знал, что мой брат мертв, и мне почему-то показалось, что знаю я это уже давным-давно. Дрожа как осенний листок, я выкарабкался вслед за комиссаром.
Из дверей вышел еще один полицейский, который проводил нас в ярко освещенную мастерскую. Несколько людей в форме стояли рядом с молотом и наблюдали за тем, как двое экспертов устанавливают фотокамеру. Объектив был обращен книзу, и я сделал над собой усилие, чтобы посмотреть туда же.
Все оказалось не так ужасно, как я предполагал. Хотя я никогда не видел брата пьяным, сейчас мне показалось, что он попросту отсыпается после крутой попойки, лежа на животе на узкой подставке, по которой, как я догадался, под молот подкатывают раскаленные добела металлические чушки. Уже с первого взгляда я заметил, что его голова и одна рука превратились в некое сплющенное месиво, но мой рассудок почему-то сразу же отверг эту мысль. Более того, мне показалось, что ему удалось каким-то образом вдавить и голову, и руку в твердь металла под молотом.
Переговорив с коллегами, комиссар повернулся ко мне.
— Как бы нам поднять молот, месье Деламбр?
— Я могу его поднять.
— Может, надо позвать кого-нибудь из ваших людей?
— Нет, я и сам справлюсь. Видите эту приборную доску? Когда-то она обслуживала исключительно паровой молот, но сейчас везде понатыкано электроники. Видите, комиссар, молот был установлен на удар в пятьдесят тонн, а сейчас этот указатель на нуле.
— На нуле?
— Ну да, на нулевой отметке. Кроме того, он настроен на режим одиночных ударов, то есть после каждого удара его приходилось поднимать снова. Не знаю, что скажет Элен — это моя невестка — по поводу всего этого, но одно мне совершенно ясно уже сейчас: она определенно не знала, как работать с молотом.
— А может, его настроили на этот режим перед окончанием работы, накануне?
— Ну уж нет, месье комиссар. На нуль его никогда не ставят.
— Ну да, понимаю. Скажите, а его можно как-нибудь потихоньку приподнять?