И он отошел. Аля подумала, поглядела на спящего Алика и сказала совсем другим, нормальным тоном.
— Спит, как зайчик. Даже будить жалко…
— Ты голодная? — спросил Валентин.
— Не знаю… Вообще-то съела бы чего-нибудь…
Они стояли у высокого круглого столика, ели пи рожки и пили какао.
— Милиционер-то зачем? Зачем комедию разыграла? — спросил вдруг Валентин. — Нарочно? Чтобы побольнее?.. И вообще, почему ты меня все время мучила? Что я тебе сделал?!
Аля долго молчала, прежде, чем ответить.
— А ты до сих пор не понял? — сказала она почти грустно. — Я тебя не люблю. И никогда не любила.
Ненароков не поверил ее словам.
— Уж и никогда?.. А зачем замуж выходила? Я ж тебя силком не тянул?
— Именно что тянул… Приехал, все бросил — работу бросил из-за меня, Москву… Как я могла отказаться? Я все-таки не бессердечная… А надо было не идти.
Ненароков продолжал цепляться за то, чего не было:
— Это ты назло говоришь… Как же так?.. Ведь ночи напролет ходили, целовались, наговориться не могли.
— Ну что такое — целовались?.. Молодая девчонка. А ты москвич, летчик. И я же видела, влюблен до смерти… Нет, я тебе точно говорю: пожалела тебя и пошла.
За стеклянной, помутневшей от изморози стеной аэровокзала передвигались самолеты — медленно и тихо, словно круглобокие рыбы в аквариуме.
— Несчастный ты человек, Аля, — сказал Валентин. — Один раз в жизни поступила красиво, благородно — и не могла мне этого простить. Пять лет вымещала… А думаешь, я не жалел о своей работе? Еще как жалел, только тебе не показал ни разу. Большие самолеты — это не работа, это жизнь моя!.. Я ведь в другом небе летал, совсем в другом! Я и теперь как вижу ночью проблесковые огни, услышу: лайнер идет, — у меня кляп в горле. Ведь я классный пилот. Я бы сейчас «Ил-62-й» водил.
— Ну конечно! — сказала она прежним злым голосом и дернула плечами. — Ты всегда хороший, я всегда плохая. Ты не попрекнул, а я вымещала… А то, что ты меня с ребенком бросил, — это тоже хорошо? Кому я теперь нужна?
Она повернулась и пошла к скамейке.
— Алик, деточка! Проснись! Мамочка за тобой приехала!
Снова Игорь сидел в своей красной машине неподалеку от диспетчерской, снова глядел в зеркальце заднего обзора, повернув его так, чтобы видеть выходящих оттуда. Шел редкий крупный снег, пухом ложился на землю. Из диспетчерской вышла Тамара — не одна, с двумя подружками. Смеясь, она что-то им рассказывала, надувала щеки и округляла глаза, изображая кого-то.
Игорь коротко гуднул. Тамара обернулась, скользнула равнодушным взглядом по красным «Жигулям», по Игорю и пошла дальше. А Игорь остался сидеть за баранкой. Лицо у него было злое и растерянное.