Ко всеобщему сожалению, на следующее утро кинопередвижка отправилась в путь, а вечером русские предприняли новую попытку проникнуть в женские владения, теперь уже с крыши, по водосточным трубам. После этого добровольцы из итальянцев установили ночное дежурство, но все равно, спокойствия ради, женщины покинули балкон и присоединились к основной части женского населения, занимавшей большую общую комнату, — в тесноте, да не в обиде.
И все же примерно в середине августа почва для сближения с русскими нашлась. Несмотря на соблюдение производственной тайны, всему лагерю стало известно, что «румыны» с согласия и при поддержке русского начальства готовят концерт самодеятельности и репетиции проходят в «Покатом зале», где у починенных на скорую руку дверей выставлены посты, чтобы не впускать посторонних. Среди номеров концерта была чечетка. Один моряк, большой мастер этого дела, тренировался каждый вечер, и в зал допускались лишь избранные советчики и знатоки. Всякому ясно, что бесшумно отбивать чечетку невозможно, поэтому проходивший как-то мимо Лейтенант услышал громкую дробь и, не встретив, разумеется, сопротивления постовых, вошел в «Покатый зал». Посидев на двух-трех репетициях, он с непроницаемым лицом (сказывалась привычная выдержка) заявил, к немалому смущению организаторов концерта, что является большим любителем танцев и сам на досуге не прочь потанцевать, а освоить чечетку — его давнишняя мечта. Моряка-чечеточника тут же попросили, вернее, обязали преподать Лейтенанту несколько уроков.
Мне так хотелось побывать на этих уроках, что я, пробравшись по лабиринтам коридоров Красного дома, незаметно проникал в «Покатый зал» и прятался в темном утлу. Лучшего ученика, чем Лейтенант, невозможно было представить: сосредоточенный, упорный, старательный, к тому же с хорошими природными данными. Танцевал он в форме и в сапогах, ровно час по часам, не давая даже минутной передышки ни себе, ни учителю. Быстро делал успехи.
Когда через неделю состоялся первый концерт, номер «Чечетка» поразил всех: учитель и ученик танцевали слаженно, с безукоризненной синхронностью; учитель — весело, с ужимками, в фантастическом цыганском наряде, который смастерили ему женщины, Лейтенант — важно, глаза в пол, со скорбной торжественностью, словно это не чечетка, а ритуальный танец. Естественно, он был в полном обмундировании. Медали на груди и кобура на боку плясали вместе с ним.
Им хлопали. Впрочем, как и всем исполнителям даже за не слишком оригинальные номера (в программе были и классические неаполитанские песни, и «Пожарные Виджу», и хоровое исполнение «Монтанары» под управлением Синьора Унфердорбена, и скетч о влюбленном, стремящемся завоевать девичье сердце с помощью не букета цветов, а свертка с рыбой — нашей вонючей ежедневной едой). Но особый и вполне заслуженный успех выпал на долю двух выступлений, они действительно отличались от остальных.