(в честь большой группы венгерских евреев), после чего переходили к фривольному чардашу и играли его без остановки до тех пор, пока последний едок не покидал свое место.
Ограждение вокруг лагеря отсутствовало. В центре, ограниченная ровными рядами полуразрушенных одноэтажных и двухэтажных зданий, находилась просторная, заросшая травой четырехугольная площадь (в прошлом, видимо, военный плац). Площадь никогда не пустовала: под жгучим солнцем жаркого русского лета на ней спали, давили вшей, чинили одежду, варили что-то на кострах; более активные играли в мяч или в кегли. Посреди площади красовалась огромная деревянная квадратная постройка с тремя расположенными по одной линии входами. Над каждым входом суриком были небрежно намалеваны русские слова: «Мужская», «Женская», «Офицерская». Это была уборная нашего лагеря и одновременно его главная достопримечательность. Внутри — настил из тонких прогибающихся досок с сотней квадратных отверстий (десять рядов по десять отверстий в каждом) — гигантская, в духе Рабле, пифагорейская таблица. Вопреки надписям, разделяющим посетителей на три пола, помещение на отсеки не разгорожено. Возможно, первоначально перегородки существовали, но потом исчезли.
Русская администрация лагеря никак себя не проявляла, впрочем, этим она и была хороша. Если бы не ежедневные обеды в столовой, можно было бы предположить, что ее вовсе не существует.
В Слуцке мы провели десять дней, похожих один на другой, без интересных встреч и событий, а потому не оставивших в памяти следа. Как-то мы решили выйти за пределы лагеря, чтобы набрать в поле разных трав. Прошагав полчаса, мы очутились посреди безбрежной, как море, равнины, откуда до самого горизонта не было видно ни единого дерева, холма или дома, которые могли бы служить ориентиром. У нас, итальянцев, привыкших видеть на горизонте горы или холмы, а на равнине многочисленные знаки присутствия человека, бескрайние русские просторы вызывали головокружение, наполняли сердце острой тоской. Потом мы сварили настой из собранных трав, но он нам не понравился.
Под крышей одного из помещений я нашел учебник по акушерству на немецком языке — два увесистых тома с прекрасными цветными иллюстрациями. А поскольку книги — моя слабость и я за долгие месяцы изголодался по печатному слову, то проводил время за чтением, открывая учебник наугад, или дремал на солнце в некошеной траве.
Однажды утром по лагерю с молниеносной быстротой разнеслась новость: мы покидаем Слуцк, отправляемся пешком за семьдесят километров отсюда в Старые Дороги, в лагерь для итальянцев. Немцы в подобном случае обклеили бы стены крупно отпечатанными объявлениями на двух языках с указанием часа отбытия, требуемой экипировки и плана маршрута, а также с угрозой смертной казни за попытку уклонения. Русские же все пустили на самотек — организацию похода и сам поход.