К вечеру мы шли небольшой группой, оторвавшись от остальных. Рядом со мной шагали спокойный и выдержанный, как всегда, Леонардо, измученный жаждой и с трудом волочивший ноги от усталости Даниэле, Синьор Унфердорбен со своим триестинским приятелем и, естественно, Чезаре.
На повороте, впервые нарушившем первозданное однообразие пейзажа, мы остановились перевести дух у деревянного сарая без крыши — единственного свидетельства сметенной войной деревни. Чуть подальше мы обнаружили колодец и с жадностью напились. Мы устали, стерли себе ноги. Мои архиепископские ботинки давно сносились, а велосипедные тапочки, подаренные мне уж не помню кем, хоть и были легкими, как пушинка, но сильно жали, поэтому приходилось иногда их снимать и идти босиком.
Мы немного посовещались: а что, если этот, в повозке, будет гнать нас всю ночь без остановки? С него станется, однажды в Катовицах русские заставили нас двадцать четыре часа подряд выгружать из вагонов сапоги, правда, и сами с нами работали. Почему бы нам тут не заночевать? В Старые Дороги придем себе преспокойно завтра, русский наверняка не будет устраивать перекличку, потому что у него и списка-то никакого нет. Ночь обещает быть теплой, есть вода и даже кое-что на ужин, не много, но на шесть человек хватит. Переспим в сарае, хоть какое-то укрытие от ночной сырости.
— Отлично, — сказал Чезаре, — я за. Берусь приготовить сегодня на ужин жареную курочку.
Мы переждали в лесу, пока не напьются у колодца последние из колонны и не проедет в своей повозке оскаленный сержант, после чего стали устраиваться на привал: расстелили одеяла, развязали мешки, развели огонь и занялись приготовлением ужина. У нас были хлеб, брикет пшенной каши и банка гороха.
— Какая каша, какой горох! — воскликнул Чезаре. — Вы что, не поняли? Я же сказал, что собираюсь устроить праздничный ужин и поджарить курочку.
Если Чезаре что-то задумал, его не остановишь. Я имел возможность убедиться в этом, когда бродил с ним по катовицким рынкам. Доказывать ему всю бессмысленность идеи найти ночью в этих гнилых местах Полесья курицу, да еще без знания русского и без денег в кармане, — пустая грата времени. Мы попытались заинтересовать его двойной порцией каши, но тщетно.
— Ешьте сами свою кашу, — сказал он, — я все равно пойду искать курицу, один пойду, и вы меня не удержите. Раз вы так, я вообще не вернусь, всем привет, в том числе и русским. Хватит, возвращаюсь в Италию, хоть через Японию, а до дома доберусь.
Тогда я предложил пойти с ним. Не ради курицы и не из-за его угроз, а потому, что любил его и мне доставляло удовольствие наблюдать за его работой.