Чезаре считает свою стратегическую миссию выполненной и взывает к моему чувству долга:
— Давай шевелись, чего ждешь? Объясни, что мы итальянцы, не собираемся им делать ничего плохого, а только хотим купить у них курицу на ужин.
Люди смотрят на нас с опаской и вместе с тем с любопытством. Похоже, они наконец убеждаются, что два таких оборванных бродяги не представляют для них большой опасности. Старухи перестают причитать, и даже собаки успокаиваются. Старик с ружьем спрашивает о чем-то. Мы не понимаем. Я знаю не больше сотни русских слов, но ни одним из них не могу воспользоваться в этой ситуации, кроме слова «итальянски», и повторяю его много раз подряд, пока старик не начинает сам объяснять односельчанам:
— Итальянцы, итальянцы они.
Тут Чезаре, который никогда не забывает о деле, достает из мешка тарелки. Пять штук он, как заядлый торговец, раскладывает на земле для всеобщего обозрения, а шестую берет в руки и несколько раз щелкает ногтем по краю, чтобы все слышали, какой хороший звук. Старухи смягчаются, заинтересованно смотрят.
— Тарелки, — говорит одна.
— Да, тарелки! — повторяю я, довольный, что знаю теперь, как называется продаваемый нами товар.
Нерешительная рука тянется к тарелке, которую демонстрирует Чезаре.
— Эй, ты чего? — Чезаре отступает на шаг. — Мы бесплатно не даем. — И возмущенно обращается ко мне: — Уснул ты, что ли? Скажи им, мы меняем тарелки только на курицу, чему я тебя учил?
Я смущаюсь, теряюсь. Говорят, русский язык — индоевропейский, значит, у наших прародителей должно было быть слово для обозначения курицы еще задолго до того, как сложились современные этнические группы. His fretus (иначе говоря, исходя из этого), перевожу на все известные мне языки слова «polio» (курица) и «uccello» (птица), однако вижу по реакции, что результат нулевой.
Даже Чезаре недоумевает. Надо сказать, он в глубине души уверен, что немцы говорят по-немецки, а русские по-русски исключительно из вредности, назло. Точно так же у него нет ни малейших сомнений, что они из той же самой вредности нарочно прикидываются, будто не понимают по-итальянски. А если не прикидываются, значит, они тупые невежи, варвары, одним словом. Другого просто быть не может. В ходе таких размышлений недоумение Чезаре сменяется раздражением, он начинает ворчать, чертыхаться.
Чего уж проще, бормочет он, шесть тарелок вам, одна курица нам. Да как это можно не понять, что такое курица? Курица ходит по кругу, клюет, роется в земле, кричит «кок-ко-де». И мрачно, зло, с полной безнадежностью, совсем не похоже начинает изображать курицу: садится на корточки, скребет по земле сначала одной ногой, потом другой, тычет туда-сюда сложенными лодочкой ладонями и перемежает поток своего ворчания возгласами «кок-ко-де». Однако, как известно, наше звукоподражательное междометие в высшей степени условно передает куриное кудахтанье и понятно лишь итальянцам, а больше никому.