Петр Иванович замахал знакомому лицу – повариха, так нежно ощупывавшая его вчера, кивнула в ответ. Она руководила еще двадцатью женщинами с длинными кремневыми ножами и заостренными раковинами. Для мужчины приготовление пищи – табу. Зато рубка мяса – дело как раз мужское, так что мужчины уже натачивали медные топоры. Таких топоров во всем поселке имелось только три – изделия мастера Скутурки.
- Вот скажи мне, Серега, было ли у тебя еще когда-нибудь такое хреновое утро?.. – задумчиво вопросил подчиненного Колобков.
- Не... не...
- Ну и ладно, зато выспались хорошо. Ночи тут длинные – спи, сколько влезет...
- Меня нельзя убивать, я же шаман!!! – неожиданно взвизгнул Чертанов, выпучив глаза и делая дурацкие пассы. – Рамамба хара мумбуру, рамамба хара мумбуру!.. Мумбуру! Мумбуру!
Туземцы охнули и испуганно подались назад, ожидая, что их сейчас, как минимум, поразит молнией. Но секунды шли, ничего не происходило, и они расслабились. На лице Пратгусты зазмеилась ядовитая улыбочка.
Сергей не знал главного принципа любых шаманов – от изи-ниянга древних зулусов до мадэвинини индейцев винебага. Околдовываемый объект должен знать, что именно с ним произойдет. И тогда значительную часть работы проделает его собственное подсознание. Вера – очень сильная вещь. Если авторитетный шаман скажет дикарю: «Сегодня ты упадешь и ударишься головой», он действительно упадет и ударится – потому что искренне верит, что именно так все и произойдет. Ведь шаман сказал! Ну а если жертва даже не подозревает о том, что ее околдовывают... то тут придется надеяться только на собственные колдовские умения. А они у Чертанова, само собой, отсутствовали.
- Мы же герои, мы ука-ука победили! – продолжал психовать Сергей.
- Серега, закрой пасть, не смеши народ, - аж покраснел от гнева Колобков. – Не позорь меня перед папуасами, сыкло ты позорное!
- Конечно, герои, - степенно кивнул шаман. – А вот теперь мы вас съедим и частица вашего героизма перейдет к нам. Есть надо только самых достойных, самых лучших людей. Вот ука-ука мы не едим, а то станем такими же глупыми и скверными, как они. Гордись, белая макака!
Чертанов почему-то не возгордился. Вместо этого он начал нервно грызть ногти. В детстве у него была эта дурная привычка, и ему всегда твердили, что это плохо, противно и некрасиво. Даже били по рукам. Но теперь, в шаге от смерти, уже не страшно!
- Серега, прекрати! – тут же стукнул его по руке Колобков. – Как маленький прямо!
Всех пятерых собрали в одну кучу. Пратгуста злорадно ухмыльнулся, выкинул косяк, натянул деревянную маску и что-то приглушенно сказал. Услышавшие его мбумбу радостно загомонили.