К гробу придвигается духовенство. Ректор духовной семинарии вершит литию - при доме усопшего. Кто-то невидимый рыдающим голосом говорит речь: «...честным, самоотверженным, тружеником... редчайший человек... благородное сердце... горение, служение людям...»
Хор запевает к выносу. Сослуживцы и близкие принимают останки Ильи Николаевича на руки. Володя среди них. Медленно разворачиваясь в тесной прихожей, гроб выплывает во двор. И здесь Володя с удивлением видит, что во дворе их дома, дожидаясь выноса, стоит несколько сот человек.
Обнажаются головы, в руках появляются платки. Слышны всхлипы, глухие рыдания.
Гроб несут за ворота, на улицу. Вся Московская от Большой Саратовской до Богоявленского спуска запружена народом. Здесь в основном учащиеся и педагоги: обе гимназии, все училища, кадеты, семинаристы, слушатели учительских курсов...
Володя неожиданно вспомнил Кокушкино... Лето, жара, зелень деревьев увяла, листья пожухли. За рекой желтеют поля, небо высокое и голубое. Они вместе с Сашей идут по берегу, папа с Аней и младшими - впереди... Возле моста стоят несколько мужиков в соломенных шляпах. Увидев Илью Николаевича, мужики снимают шляпы, кланяются. Илья Николаевич останавливается около них, что-то спрашивает, внимательно слушает ответы, чуть наклонив вправо голову... Мужики говорят быстро, громко, вразнобой. Маняша и Оля жмутся к отцу, Аня стоит в стороне, нахмурившись, и так же, как Илья Николаевич, наклонив голову, слушает мужиков... Саша ускоряет шаг, Володя спешит за ним, и вот до них уже начинают долетать обрывки фраз и отдельные слова, а потом уже и весь разговор слышен отчетливо и ясно.
- ...вот ведь какая беда, батюшка Илья Николаевич. Народ-то у нас неученый, грамоты не знаем, какую бумагу и куда направить - не разбираемся. А земские с акцизными подряд все в очках, - разве ж с ними нам по силам тягаться? Отсюда и обида вся идет. Другой раз чуем, что обман, а сказать не можем, не приучены. Тут бы, как говорится, к становому да в суд, а мировой без бумаги и слушать тебя не будет. Вот и получается, что воля-то она волей, а неволя - неволей. Хлебушка мы теперь против прежнего поболе сеем, а вот продать кровное пока не можем, робеем. Кто уж тут виноват - не поймешь. Жизнь крестьянская вся кругом на дыбки встала, скособочилась. Каждый свой интерес соблюдает, особливо князья да бары. О мужике подумать некому...
- Зайдите ко мне завтра утром, - голос Ильи Николаевича звучит напряженно, взволнованно и вроде бы даже виновато, - и мы продолжим этот разговор. Было бы желательно, чтобы он принес какую-то практическую пользу. Для этого необходимо переписать две-три жалобы, которые вы считаете решенными наиболее несправедливо...