«Надо только не сбиваться с единой линии: повторять все то, что они дали прочитать мне вчера в показаниях Канчера. Говорить только о себе. Только о том, что знал Канчер».
- Мое участие в замысле на жизнь государя императора выразилось в следующем: в феврале этого года я приготовил некоторые части разрывных метательных снарядов, предназначавшихся для покушения...
- В феврале этого года? - вмешался Лютов.
- Да, в феврале.
- Не припоминаете точно, какого числа?
- Не припоминаю.
- Каким пользовались методом? Студень гремучей ртути, пироксилин, бертолетовка, сурьма, нитроглицерин?
«Ого, - подумал Саша, - а он, оказывается, весьма осведомлен в делах химических. Эрудиция не хуже, чем у первоклассного террориста».
- Нет, у меня свой метод.
- Какой же, позвольте полюбопытствовать?
- Азотная кислота и белый динамит.
- И много кладете белого динамиту?
- Секрет, господин ротмистр.
- С белым динамитом надо осторожнее, - озабоченно погладил усы Лютов. - Может сработать и до совершения акции.
«Специалист. Профессор. Вызывает на научную дискуссию. Вот смех-то...»
- Мы несколько отвлеклись, - вступил в разговор Котляревский. - Вы, кажется, были намерены продолжить свои показания?
- Да, я хочу продолжить показания.
- Прошу вас.
- Кроме работы со взрывчаткой, я принимал участие в приготовлении свинцовых пуль, которыми были начинены снаряды. Я резал свинец и сгибал из него пули. Потом мне доставили два жестяных цилиндра...
- А стрихнинчик? - снова вмешался Лютов.
- Что стрихнинчик?
- Стрихнином пули вы набивали?
- Нет, к этому я отношения не имел.
- В свое время террористические группы широко стрихнин использовали.
- Я могу продолжать показания? - на этот раз уже Саша перебил Лютова.
- Да, да, безусловно, - жандарм приложил руку к сердцу, наклонил голову. - Приношу извинения.
- Когда мне доставили два жестяных цилиндра, я наполнил их динамитом и пулями.
- Отравленными?
- Да, отравленными.
- Стрихнином?
- Да, стрихнином... Потом я сделал два картонных футляра, вложил в них снаряды и оклеил футляры сверху коленкором. После этого снаряды от меня унесли. Собственно говоря, этим и ограничилось мое участие в замысле на жизнь государя императора.
Котляревский, вытянув шею («Лиса делает стойку», - отметил Саша), посмотрел через плечо сидевшего перед ним арестованного в сторону писарей, как бы спрашивая: все успели записать? - и, получив утвердительный ответ, снова опустился на стул. («Сейчас лиса начнет мышковать, петлять, путать следы, вертеть хвостом...»)
- Скажите, Ульянов, - начал прокурор медленно, задумчиво, - а третий снаряд вы тоже коленкором обклеили?