Я вздыхаю.
– Сама не знаю… Депрессняк какой-то накатил. Так вдруг тошно стало, как ещё никогда не было. Отец запил… А ты сказала, что у нас ничего не получится… Вот меня и заклинило.
Она прижимает руку к груди, будто у неё вот-вот разорвётся сердце, делает глубокий дрожащий вдох.
– Значит, из-за меня… Это я виновата.
Я глажу её по рукаву.
– Аля, ты не виновата…
– Как же не виновата, если… – Её голос прерывается, она хватает меня и прижимает к себе, как будто боится, что я исчезну. – Если бы я знала, что ты выберешь смерть, я бы… Нет, я ей тебя не отдам! – Её дыхание щекочет мне шею, губы касаются моего уха. – Ты моя. Слышишь? Моя!
– Я твоя, Аля… – Я сама обнимаю её, а в груди у меня больно и сладко.
– Я чувствовала, что ты… что с тобой что-то не так! Я места себе не могла найти! – шепчет она мне в шею. – Слава Богу, что я успела… Не смей, слышишь, больше не смей так делать! Нет, этой костлявой старухе я тебя не отдам, пусть и не мечтает! Ты моя. Ты будешь жить… И жить ты будешь только со мной!
– Да, Аля. – Я прижимаюсь к ней всем телом и всем сердцем говорю «да». Я принадлежу ей, она моя госпожа и хозяйка.
Она крепко целует меня в губы, в лоб и в глаза, откидывается на спинку диванчика. Я потихоньку встаю: хочу выпустить воду из ванны. Рука Альбины тревожно сжимает мою, не пускает.
– Куда ты? Анастасия!
Какой у неё строгий голос! Мне нравится эта строгость, потому что в ней звучит беспокойство и любовь. Я глажу её по плечу.
– Не волнуйся, Аля. Я только воду из ванны выпущу, она там уже ни к чему.
Я выдёргиваю пробку, вода шумит, уходя в трубу. Перечитываю записку, морщусь: что за чушь! Рву её в клочки и бросаю в мусорное ведро. Нож кладу на место, где ему и положено быть, и угроза прячется в ящик. Выбрасываю и пустую упаковку от таблеток. Я собираюсь вернуться к Альбине, но внезапный приступ дурноты и головокружения принуждает меня опуститься на табуретку. В глазах темно, в ушах трещит хор будильников. Часть таблеток успела всосаться, но большую их часть я всё-таки вытащила из себя обратно. Некоторое время мне будет не по себе, но я не умру.
– Настя! – слышу я сквозь хор будильников строгий, но любящий и полный беспокойства голос.
Я вздрагиваю и выныриваю из коварного Ничто. Голос Альбины спасает меня от забытья, и я вскакиваю на ноги, забыв о слабости. Со всех сторон смыкается искрящаяся пелена, пол уплывает из-под ног, и я проваливаюсь в тошнотворное и гулкое Ничто.
– Деточка моя!
Моего лица касаются ладони Альбины, и их прикосновение такое нежное, осторожное и испуганное, что мне хочется встать и успокоить её, но сразу встать не получается. Альбина надо мной на коленях, а я лежу на полу, в проходе, ведущем в кухню. Наверно, это был обморок, другого объяснения нет.