А еще она стояла на ступеньках крыльца и смотрела, как «роллс-ройс» исчезает вдали, когда ее отец уезжал по своим якобы делам. Она никогда не знала, когда он вернется.
— Возможно, я не захочу продавать его, — сказала она потеплевшим голосом.
Лоренцо невозмутимо взглянул на нее:
— Он должен стоить по меньшей мере тысяч сорок фунтов.
Сорок тысяч фунтов! Эллери даже не представляла, что эта машина может стоить так много. Теперь она чувствовала себя глупо, хотя и была уверена, что никогда ее не продаст. Повернувшись, она направилась к выходу из конюшни.
— Некоторые вещи не предназначены для продажи, — спокойно сказала она шедшему за ней Лоренцо и закрыла большую деревянную дверь на засов.
— Сорок тысяч фунтов могли бы очень многое изменить в таком месте, как это, — мягко заметил Лоренцо. — Для начала вы могли бы гораздо чаще стричь газоны.
Эллери круто повернулась к нему, неожиданно придя в ярость:
— А вам-то какое дело? Вы находитесь здесь меньше суток и уже считаете мой дом развалюхой. Кстати, — добавила она с горечью, — я не помню, чтобы просила у вас какого-то совета. — Она круто повернулась. Взметнув сапогами фонтан грязных брызг из большой лужи и, как она с удовлетворением отметила, забрызгав джинсы Лоренцо, Эллери бросилась обратно к дому, ни разу не оглянувшись на своего гостя.
Вернувшись в дом, Эллери сполоснула сапоги и поставила их снаружи, на каменную ступеньку. Злость все еще бушевала в ней. Она злилась на себя за то, что злилась на Лоренцо. Он не стоил той эмоциональной энергии, которую она на него потратила.
Было уже позднее утро, а она все еще не помыла грязную посуду и не перестелила кровати. И не сделала ничего из полудюжины дел, которые требовали ее повседневного внимания.
«Этот надменный Лоренцо де Люка совершенно испортил мне день!» — с яростью подумала она.
Но он сделал больше. Он выбил Эллери из колеи, заставив увидеть Мэддок-Манор таким, каким имение и было на самом деле. А ведь Эллери так трудилась! Вот только во имя чего? Этот приезжий Лоренцо, с его роскошной машиной и дорогой одеждой, с самодовольной ухмылкой и понимающими глазами, заставлял ее каждую секунду осознавать собственную никчемность. Но самым ужасным была предательская реакция ее тела на человека, к которому она не могла относиться даже с симпатией. Она поняла, что за человек этот Лоренцо, в ту же минуту, как он въехал на подъездную дорожку в своем элегантном «лексусе» и по-хозяйски бросил ключи на столик в холле. Она поняла это по той небрежной манере, с которой он общался со своей любовницей, Амелией. И по тому, с каким тошнотворным раболепием та ему отвечала. А самым убийственным было то, как он вел себя с ней самой, бросая быстрые испытующие взгляды и разговаривая ленивым голосом. Он явно развлекался и получал от этого удовольствие!