Мечтает встретить любящую женщину. Пусть хотя бы совсем неприметную. Чтобы кто-то был рядом…
Вот Михаил и Джоан. Он — художник из Трускавца. Она — модная портниха, коренная американка. Познакомились в музее современного искусства. Через неделю поселились в Сохо.
Михаил то и дело летает в Хайфу к родителям. Джоан часто ездит в Олбани, к своим.
Порой они надолго расстаются. И неизменно съезжаются вновь.
Михаил говорит:
— Джоан — это чудо. Ни единой проблемы. Ни единой прочитанной книги. Ни единой минуты уныния. Море обаяния. Море секса. Море динамизма… Даже не знаю, женат ли я… Вероятно — женат… Дай Бог, чтобы это продолжалось вечно…
Вот Рита и Нортон. Она была студенткой МГУ. Познакомилась на выставке с молодым американским ученым. Через год они поженились. Рита давно мечтала вырваться из Союза.
Живут они в прекрасном районе. У них собственный дом.
Однако Рита считает брак неудачным:
— Дура я была, сумасшедшая дура! Увидела живого янки и голову потеряла. Не верила такому счастью.
Теперь жалею. Нортон, конечно, умница, блестящий экспериментатор. Человек, отдающий всего себя работе. Но вне работы он — пустое место. Черств, эгоистичен, занят исключительно собой. Живем мы скучно, замкнуто, однообразно. Экономим буквально каждый цент.
Я твердо решила уйти. Буду зарабатывать техническими переводами. А нет — пойду в магазин бусами торговать. В общем, не пропаду. К счастью, у меня нет детей. Нортону казалось, что это слишком дорого. Короче, детей нет. Хотя и это меня бы не остановило…
Казалось бы, разные судьбы. Совершенно разные люди. По-разному складываются их жизненные обстоятельства.
Эти люди учатся, торгуют, пишут книги, раскатывают мацу и воспитывают детей.
Но каждый прожитый день завершается в семье. И нет у обычных людей другой модели реального человеческого счастья…
Люди все еще женятся. Вопреки тревожным историческим прогнозам. Накануне третьей мировой войны. В преддверии надвигающегося апокалипсиса.
Люди женятся счастливо и неудачно, поспешно и осторожно, глупо и разумно.
Но ясно одно. Брак в эмиграции — не ловушка и не соломинка, за которую хватается утопающий. Здесь он стал тем, чем ему и положено быть. А именно, простите за банальность — добровольным и независимым объединением любящих сердец.
Потому что свобода — единственное оправдание нашего бегства. Не первое, не главное, не самое важное, а именно — единственное.
И еще. Хотя я допускаю, что в идее свободы заключен какой-то подвох, мы будем воспевать свободу как единственную надежду человечества.
«Новый свет», № 6 (94), 28 ноября — 4 декабря 1981 г.