— Есть много других фирм по производству стеклянных изделий, помимо «Пэджета», которые бы заплатили за то, чтобы узнать наши секреты. — Он помолчал. — Малдини, например.
— Нет! — Она в ужасе уставилась на него. — Не думаешь же ты…
— Почему бы и нет? Вчера вечером, когда я застал вас с Форситом в страстных объятьях, первая моя реакция все же оказалась правильной. — На этот раз Лори не была уверена, кому было адресовано это презрение, ей или ему самому.
— Ты ошибаешься, Алекс, ошибаешься с самого начала. Я…
— Вы обсудили все детали преступления, да, преступления, — повторил он, когда она поморщилась от чудовищного слова, — кражи формулы. Он бы ее скопировал, а ты могла бы преспокойно вернуть документы на место, и если бы разум мой сегодня не занимали иные проблемы, — он невесело усмехнулся, — и мне не пришлось бы возвратиться за ними обратно домой, все прошло бы гладко. Право, должен поздравить тебя, душа моя. Такой прогресс по сравнению с топорными методами работы четырехлетней давности. Или, возможно, поздравить следует более опытного жулика, мистера Форсита?
— Алекс, я ни на секунду не могу допустить, что в этом замешан Джеймс. Ты оставил их здесь, среди фотографий, иначе и быть не может. Когда я спросила Джеймса, как он попал на прием, он сказал что-то о нужных друзьях на нужных местах.
— Именно так. Кто может быть лучшим другом в таком деле, чем моя собственная жена, и какое нужное место — лучше моей постели?
Кровь бросилась ей в лицо и вновь отхлынула, так что Лори снова стала бледной. Она готова была кинуться ему в ноги, но нужно было как-то оправдываться — кроме как на саму себя положиться ей было не на кого.
— Я сказала ночью, что ты намерен думать обо мне лишь самое худшее — и так оно и есть.
— А что прикажешь мне о тебе думать?
— Ты давно мог бы понять, что я неспособна на такое.
— С какой стати?
— Потому что я люблю тебя и, что бы ты ни говорил, буду продолжать любить тебя.
Мгновение он глядел на обращенное к нему лицо Лори. Но затем почти печально покачал головой.
— Святая моя невинность, довольно. Прошлой ночью я, как дурак, позволил провести себя смазливому личику, красивому платью и, — голос его зазвенел от ярости на себя, — поверить паре-тройке слезинок. Все, хватит.
— Не волнуйся, Алекс, мне больше не понадобятся слезы. Скажи только, зачем мне дурачить тебя?
— Из мести, естественно, милая жертва вендетты. А как же?
— Значит, ты действительно веришь, что я могла так поступить с тобой? — Сердце Лори рвалось на части, на сотни крошечных страдающих кусочков, и она с трудом выдавливала из себя слова.