Крайней демагогией отличалось хвастовство Зиновьева об успехах коммунистов в Европе – и это при крупнейших неудачах в Германии и Болгарии, при сокращении численности компартий. Не останавливался он и перед тем, чтобы передернуть факты: говоря об успехах коммунистов на выборах, он сравнивал полученное ими число голосов с числом голосов, поданных за социал-демократов, но не на прошедших выборах, а… до Мировой войны!
Меня немного удивило, что Зиновьев, при всех его нападках на социал-демократию, ни единым словом не попытался привязать социал-демократию к фашизму. Неужели я ошибся и через месяц на V Конгрессе Коминтерна тезис о «социал-фашизме» так и не прозвучит?
Насторожила меня содержащаяся в заключительном слове Зиновьева оценка политической позиции «спецов». Понятно, что старая интеллигенция жаждала либеральных свобод – так и черт с ними, не видать им этих свобод как своих ушей без зеркала. Но Зиновьев делал отсюда далеко идущие выводы, от которых уже тянуло запашком показательных процессов…
Разумеется, больше всего меня интересовали кадровые решения съезда и состоявшегося вслед за ним Пленума ЦК. Очень интересно было также – как Политбюро поступило с письмом В. И. Ленина, адресованным съезду? Но о последнем я мог узнать только от Шацкина. К Рязанову обращаться не хотелось – зная, какую он имел репутацию среди руководителей партии, лучше было контактировать с ним пореже и, во всяком случае, иметь для каждой встречи достаточно невинные формальные предлоги.
* * *
Много позже я все же узнал немножко о той «кухне», которая предшествовала съезду. Действующие лица не очень-то горели желанием распространяться об этом политическом эпизоде, но из отдельных реплик, брошенных мимоходом, в разное время и по другим поводам Бухариным, Рыковым, Троцким и Каменевым, некая мозаичная картина, пусть и довольно разрозненная, постепенно сложилась…
Как я догадался, сначала «тройка» (Зиновьев, Каменев, Сталин) пыталась решить все принципиальные политические вопросы в своем кругу. Но попытки Зиновьева, довольно крепко перепуганного перспективой усиления Сталина, опиравшегося на Секретариат, загнать Иосифа Виссарионовича в угол фактически развалили «тройку». Естественно, Сталин и не думал соглашаться со своим изгнанием из Секретариата, предлагавшимся Зиновьевым, и удовлетвориться постом руководителя одного из второстепенных наркоматов – ну, например, возглавить Наркомпочтель СССР.
Поэтому теперь для Сталина стало выгодным вынести вопросы подготовки XIII съезда на заседания полного состава Политбюро, чтобы противопоставить Зиновьеву и Каменеву не слишком к ним расположенных Рыкова, Томского и кандидатов в члены Политбюро Бухарина и Молотова. Другие кандидаты – Калинин и Рудзутак – были склонны занять позицию присоединения к сильнейшей группировке. Было неясно, как поведет себя Троцкий (возможно, даже ему самому), но в любом случае Сталину, как ему казалось, удалось сколотить в Политбюро новое большинство. Вот только это большинство оказалось достаточно податливым и уступчивым, однако все же не вполне послушным. Да и Троцкий вносил определенный разброд, вставая то на одну сторону, то на другую, то терзая всех своими совсем уж оригинальными предложениями… Так или иначе, но желание Зиновьева совсем «задвинуть» Сталина не осуществилось.