Перед Реардэном поставили тарелку со сливовым пудингом, и он услышал голос Лилиан:
— Генри, где ты витаешь последние пять минут или, может, весь последний век? Ты мне не ответил. Ты не слышал ни единого слова из того, что я произнесла.
— Я слышал, — медленно ответил он. — Не понимаю, чего ты добиваешься.
— Что за вопрос! — присоединилась мать. — Как это по-мужски! Лилиан пытается вытащить тебя из тюрьмы — вот чего она добивается.
Может, и так, подумал Реардэн, возможно, руководствуясь незрелым ребяческим малодушием, их озлобление можно было бы объяснить желанием защитить его, вынудить к безопасному компромиссу. Возможно, размышлял он, но знал, что сам не верит этому.
— Ты никогда не пользовался популярностью, — сказала Лилиан, — и это больше чем проблема одного конкретного вопроса. Это твоя неуступчивость и непримиримость. Люди, которые собираются тебя судить, знают, что ты думаешь. Поэтому они и обрушатся на тебя со всей силой, когда другого отпустили бы.
— Вряд ли. Не думаю, что им известны мои мысли. Именно это они завтра и узнают.
— Пока ты не покажешь им, что согласен уступить и сотрудничать с ними, у тебя нет шансов. С тобой очень трудно иметь дело.
— Нет. Очень легко.
— Но если тебя посадят в тюрьму, — сказала мать, — что будет с семьей? Ты об этом подумал?
— Нет. Не подумал.
— А ты подумал, какой позор навлечешь на всех нас?
— Мама, ты понимаешь, в чем суть этого дела?
— Не понимаю и не хочу понимать. Все это грязный бизнес и грязная политика. Весь бизнес — грязная политика, и вся политика — грязный бизнес. Я никогда не хотела понимать ни того, ни другого. Мне безразлично, кто прав, а кто виноват, но я считаю, что первое, о чем должен думать мужчина, это семья. Ты понимаешь, что это принесет нам?
— Нет, мама, не понимаю и не хочу понимать. Мать в ужасе смотрела на него.
— Гм, по-моему, у вас всех чрезвычайно провинциальное отношение к происходящему, — неожиданно сказал Филипп. — Кажется, никто из вас не понимает более широких социальных аспектов этого дела. Я не согласен с тобой, Лилиан. Почему ты считаешь, что на Генри навешивают гнусное дело, а он не виноват? Я думаю, что он виновен, как никто. Мама, я могу объяснить тебе суть дела. В этом нет ничего необычного, суды битком набиты подобными делами. Бизнесмены пользуются критической ситуацией в государстве, чтобы делать деньги. Они нарушают указы, которые защищают общественное благосостояние, ради собственной наживы. Они — спекулянты, обогащающиеся за счет обмана и лишения бедняков их законной доли в период отчаянного дефицита. Они проводят безжалостную корыстную антиобщественную политику, основанную на откровенно эгоистичной жадности. Нет смысла притворяться, что это не так, мы все знаем это, и я считаю это низостью.