Труднее всего пришлось Виктору Носову: обеспечивая атаку следовавшему за ним торпедоносцу, он летел впереди всех и потому принимал на себя большую часть вражеского огня. Наблюдая за развитием атаки, Владимир Фоменко холодел при мысли, что молодой Носов не выдержит такого шквала, прекратит атаку и отвернет. Но Виктор из боя не выходил. Его самолет, поблескивая красными звездами, умело уклонялся от огненных жал, стрелой пронизывал дымовые клубы взрывов, искрящиеся вспышки и стремительно сближался со стреляющим сторожевым кораблем.
Стремясь выйти из-под атаки топмачтовика, сторожевик закружил, заголил по воде. Поздно! Виктор Носов уже наклонил свою машину, и на ближние к самолету кормовые пушки врага обрушился свинцовый ливень из шести стволов. Сторожевик замолчал. Но слева по топмачтовику продолжали яростно стрелять два десятка зениток с эсминца. Носов прорвал и этот заслон, вышел на дистанцию бомбового залпа. Отлично вышел! — это Фоменко сразу оценил и порадовался за ведомого, замер в ожидании: вот-вот вниз должны мелькнуть продолговатые тела «полутоннок». Но секунды проходили, бомбы не падали, топмачтовик проскакивал выгодную дистанцию.
— Бросай же! — хотелось крикнуть командиру группы.
Но не крикнул. Не упрекнул. Понял: на самолете Носова что-то случилось. Что? В бою все бывает!
В это время в головных телефонах зазвучал голос штурмана Геннадия Чернышева; он подавал команды боковой наводки — приближалось время торпедного удара, Доворачивая торпедоносец на боевой курс, Владимир Фоменко всего на миг упустил из виду ведомого. А когда снова взглянул на него, то ужаснулся; самолет Носова с большим креном падал в воду — крупнокалиберный снаряд разнес правый мотор топмачтовика.
Это был еще не конец. Буквально в двух десятках метров от воды молодой летчик выровнял машину, перескочил через сторожевой корабль и направился к двухтрубному гиганту. Нос топмачтовика опять озарился вспышками; Носов огненным смерчем сметал с палубы транспорта прислугу «эрликонов» и зениток, пробивал дорогу следующему сзади торпедоносцу.
В эту самую минуту из-под капота левого мотора его самолета вырвалось яркое оранжевое пламя, а через пару секунд вся левая плоскость крыла заполыхала в огне. Сносимое встречной струёй пламя вытянулось позади самолета длинным багровым шлейфом. Очевидно, в эти секунды Виктор Носов вместе с экипажем принял последнее в своей короткой жизни решение: таранить!
В те скоротечные секунды командир группы оцепенел. Он не знал о решении Виктора и потому тогда не смог, не успел оценить все величие подвига и глубину самопожертвования его. Он лишь механически отметил это в сознании и смотрел, как огромный топмачтовик, объятый пламенем, больше не маневрировал. Распластав над кипящими от тысяч снарядных осколков морем широкие крылья, управляемый твердой рукой молодого летчика, он чертил в сумрачном, иссеченном бесчисленными трассами небе обширной Данцигской бухты последние метры своего бессмертного полета. Вот он поравнялся с «десятитысячником», резко опустил нос и, продолжая вести пулеметный огонь, врезался в палубу. Тотчас в том месте раздался взрыв, за ним почти сразу второй, да такой мощный, что к низким облакам взметнулся гигантский факел огня. Транспорт-великан раскололся надвое, отделившиеся нос и корма задрались к небу и быстро осели в воду. Спустя минуту-две все скрылось в пузырях водоворотов. Свинцовые волны подхватили какие-то всплывшие ящики, шлюпки, банки…