Уже не обращая внимания ни на отца, сурово потребовавшего раненую птицу добить, ни на весь остальной мир, он прижал окровавленное существо к белой рубашке, отделанной лугрским кружевом, и с криком бросился к матери.
В общем, все кончилось хорошо, по крайней мере, для вороненка. Летать он, правда, больше не мог, только перепархивать с места на место. Зато превратился со временем в замечательно умную и столь же замечательно вредную птицу по кличке Клотильда. Фруте, едва не ставшему ее убийцей, она было предана страстно, к Йоргену с Дитмаром тоже относилась неплохо, по крайней мере, до того момента, пока ей не начинало казаться, что они обращаются с ее любимцем недостаточно нежно. Всем же остальным домочадцем от нее порой крепко доставалось клювом, и голос у нее был такой, что сами Девы на Небесах должны были слышать, как она разоряется. Но почему-то безобразные выходки ее никого не сердили, наоборот, все только умилялись, даже сам ландлагенар Норвальд, чью буйную голову она не раз украшала собственным пометом… Нет, определенно совсем неплохо сложилась жизнь вороны Клотильды.
С Фруте было хуже. Мучимый непреходящим чувством вины, он больше не мог стрелять в птиц и зверей, из-за этого ландлагенар Норвальд, при всей своей любви к младшему сыну, считал его слегка неполноценным, и такое отношение отца очень уязвляло бедного чувствительного полуальва. Но ничего поделать с собой он все равно не мог. Стоило поднять лук или замахнуться копьем – и перед глазами вставал окровавленный вороненок, бьющийся в пыли…
– Клотильда такая умница, такая красавица, – очень искренне нахваливал Йорген, хотя второе утверждение было более чем спорным. – А если бы ты точнее выстрелил, ее никогда не было бы у нас. Счастье, что ты ее не убил. А посмотри на Фелицу! Ведь она тоже очень красивая, у нее такие нежные перышки, они даже немного вьются! – Наверное, надо было похвалить и лицо – птица этого явно ждала: таращила глазки, жеманно улыбалась, но Йорген побоялся, что брат почувствует фальшь. Принадлежи эта глупая мордочка птице ли, настоящей ли девушке – красивой ее Йорген не счел бы.
– Ее зовут Фелица? – обморочно прошелестел Фруте. – Я не знал…
– Я Фелица, я умею петь, – встрепенулась птица, вроде бы заскучавшая. – Ты милый, поцелуй меня, если хочешь.
Юноша вздрогнул, как от удара хлыста.
– УБЕЙ ПИЦУ, АДАМАНТ!!! – кричали пятеро яростно. – УБЕЙ!
– Нет! – взвизгнул юноша отчаянно. – Я не стану убивать! Я больше не хочу быть Воплощением!
И вдруг наступила тишина.
Такая, что слышно стало, как высоко под сводом маленькая пчелка бьется в круглое потолочное окно. Большое – элля четыре в поперечнике, совершенно прозрачное – оно казалось ничем не закрытым. Но в него было вставлено стекло. «Какой огромный, гладкий лист стекла! – отрешенно подумал Йорген. – Разве такие бывают? Да, умели древние строить!»