Придя домой, я включил музыку и радостно приготовил себе завтрак из апельсинового сока, яиц всмятку, колбасы, тостов и кофе; пожирая все это изобилие, я просматривал газеты. Первым делом, от врожденного любопытства, я стал искать в разделе происшествий какое-нибудь сообщение о женщине, пропавшей в Калейе, чьи инициалы совпадали с инициалами Клаудии. Я ничего не нашел. Мне уже давно не случалось провести три дня без свежих газет, и больше всего меня удивило не вполне предсказуемое отсутствие информации о той женщине, а то, что я обнаружил более или менее те же самые новости, может, лишь слегка видоизмененные или приукрашенные, что и три дня назад. Помнится, я подумал: «В мире происходит значительно меньше событий, чем нам кажется». Видимо, неосознанно желая отсрочить звонок Луизе, или же просто потому, что я не хотел позволить укрепиться подозрению, втайне мучившему меня с самого утра, я довольно надолго растянул чтение газет. Наконец, пока я убирал посуду после завтрака, это подозрение укрепилось и превратилось в уверенность. Я сказал себе, что совершенно очевидно, сколь бы я в своем стремлении преодолеть черную полосу ни думал обратное, у Луизы более чем достаточно причин отказаться пойти на мировую; возможно даже, что, коль скоро она приняла решение подобного свойства, то мой звонок не только не заставит Луизу переменить его, но, напротив, лишь закрепит это намерение, так как искушение отплатить мне за доставленное унижение будет столь велико, что она не сможет ему противостоять. Я понял, что звонить ей было рискованным шагом, но окрыленный оптимизмом после звонка Марсело, прогулки и завтрака я все же отважился рискнуть. Определенно, это решение было правильным, потому что, если бы я побоялся принять его, то неуверенность не позволила бы мне дальше жить. В остальном же, и поскольку я был убежден, что Луиза остановилась у своей матери, то звонки тещи на мой автоответчик были, наверное, не попытками к сближению при посредничестве третьего лица, как я полагал раньше, а являлись прекрасным поводом осторожно прощупать почву.
Хотя еще не было двенадцати, я набрал номер моей тещи. К телефону долго не подходили, а когда, наконец, ответил мужской голос (голос, пробудивший во мне какие-то воспоминания, рассеявшиеся прежде, чем оформиться), то я решил, что ошибся, и, извинившись, повесил трубку. Я решил удостовериться, что меня не подводит память, и проверил номер по телефонной книжке, лежавшей рядом; память не подводила. Я подумал, что неправильно набрал номер; очень внимательно я снова его набрал. И почти сразу ответил тот же голос.