В чреве кита (Серкас) - страница 57

Я поднялся по изнурительным лестницам с белыми стенками, облицованными в нижней части голубым и зеленым кафелем, и, наконец, добрался до нашей кафедры, совершенно вымотанный долгой дорогой. Перед тем как пойти в свой кабинет, я зашел в секретарскую, чтобы сделать копии и забрать почту. Алисии на месте не оказалось, но зато я обнаружил там Рено и Бульнеса, болтавших около стеллажа с именными ячейками, буквально ломившимися от летней корреспонденции. Заметив мое присутствие, они сразу же замолчали, и я на миг даже подумал, что речь шла обо мне. Однако это неприятное подозрение тут же рассеялось, когда после приветствий и коротких вопросов об отпуске, Бульнес пояснил:

– Мы говорили об этой истории с повышением цен на образование. Ты видел плакаты?

Бульнес имел в виду затеянное правительством повышение цен на университетское образование. Он считал этот проект недоработанным и плохо продуманным, потому что он заставлял платить больше не тех, кто мог больше платить. Затем он обозвал студентов реакционерами, а правительство трусами, а потом стал сравнивать нынешних студентов со студентами времен своей молодости, и сравнение выходило явно в пользу последних. Рено слушал его довольно рассеянно, попутно вскрывая письма и просматривая их краешком глаза, я же выражал свое согласие, кивая головой с преувеличенно-сочувственным видом. Бульнес обладал богатырским телосложением: высокий, полный, с черной неухоженной бородищей, до половины закрывавшей его крупное мясистое лицо с тяжелым подбородком. На нем были потертые широкие джинсы, синяя клетчатая рубашка и сандалии. Его речь отличалась напористой торопливостью, свойственной людям, которые любят поговорить, но не настолько тщеславны, чтобы любить, когда их слушают. На фоне китоподобиого Бульнеса Рено казался даже более неприметным, чем был на самом деле: впалая грудная клетка, тощее тельце, обвислые плечи, тонкие короткие ножки, бледная кожа, усеянная веснушками, рыжие кудрявые волосы. Но при этом проницательный взгляд больших голубых глаз, выделявшихся на тонконосом, с безвольным подбородком лице, придавал ему ту значительность, в которой отказывал общий облик и которой отнюдь не способствовали его уныло-однообразные костюмы мелкого служащего, напрочь лишенного честолюбия. Бульнес был (или, по крайней мере, числился на протяжении многих предшествующих лет) воинствующим коммунистом и пользовался на факультете устрашающей славой человека, имеющего непоколебимые принципы, с чем он уже давно безуспешно пытался бороться, преувеличенно шумно демонстрируя открытость и расположение к окружающим, во что никто особо не верил. Он был на девять или десять лет старше меня, и хотя мне были известны его сомнения в отношении моей интеллектуальной состоятельности и эрудиции – ему нравилось время от времени публично изобличать пробелы в моих знаниях, – со временем он, скорее смирившись, нежели изменив свое мнение, вынужден был принять решение Марсело о моей работе на факультете. Что же касается Рено, то когда-то мы с ним вместе учились, и с тех пор нас объединяло подобие той дружбы, которая, быть может вследствие тайного и слегка презрительного сознания своего превосходства одной из сторон (в данном случае Рено), редко отваживается перешагнуть порог истинной близости и со временем сводится к праздному обмену дежурными любезностями и к полному безразличию. Они оба, как и я, учились у Марсело, и оба, как и я, преподавали современную литературу. Но если я был простым ассистентом, то они уже давно имела ученую степень.