Донская повесть. Наташина жалость [Повести] (Сухов) - страница 21

А может быть, и не то совсем. Может быть, Варвара никогда о том и не вспоминает. Ведь девичья память, говорят, что июньская ночь, — коротка, а душа что осенние сумерки. Может быть, совсем иное бередит ее сердце. И Филипп поморщился.

— Ты что делаешь, — подбежав к нему, крикнул Андрей, — ведь ты кашу сжег!

— У, черт… Как же скоро. — Филипп отвернулся от Андрея и заглянул в котел. Воды в нем уже не было, и от краев отставали черные, поджаренные плиты пшена. — Ну ничего. Клади больше масла, исправится.

— Испра-авится. Эх, ты! — улыбаясь, передразнил Андрей. — А еще урядник. Какой же из тебя к шуту урядник, каши не умеешь сварить. — Он сбросил с таганка котел, раскинул на подстилку зипун и полез на арбу за кислым молоком.

Ночью Филипп должен стеречь быков. Так они условились с Андреем: по очереди. Прошлой ночью стерег Андрей. Пока ужинали, стало совсем темно. По зипуну прыгали кузнечики, ползали букашки, попадали в миску, в котел, в ложки. Филипп, хмуря брови, мотал ложкой, недовольно бурчал.

— Ох, ты и брезгливый, посмотрю я, — чавкая, скалил зубы Андрей. — Ну, чего ты плескаешь, скажи? Божья тварь, не чья-нибудь. Навар будет жирнее. Иной кузнечик слаще рыбьего хрящика: хруп-хруп! Вкусно!

— Ну и лопай божью тварь, хрупай. — Филипп стряхнул с колен крошки и поднялся. — Пойду к быкам, а то их не видать что-то.

— Иди. А я поем и спать завалюсь. Отдохнувшие быки убрели далеко. Филипп нагнал их, когда они спускались в прудовую балку, к воде. Поить их было рано, и Филипп забежал к ним наперед. Быки подняли рога, обиженно посопели и вновь уткнулись в зелень. Ноги у Филиппа гудели от устали, и он присел в старой борозде. Обрывки мыслей сплетались в пестрые узоры. Филипп, напрягаясь, старался поймать хоть одну из них, но они, покружась в голове, бесследно исчезали, или вместо одной вдруг появлялась другая. То вспоминались фронтовые будни, отравленные пороховым дымом и непримиримой злобой к начальству; то хуторские новости, заботы по хозяйству и неожиданный приезд агитатора; то с неотразимой яркостью вставал перед глазами образ Варвары. Мысли о Варваре были самыми противоречивыми и навязчивыми.

Из темноты послышался шорох шагов, и Филипп приник к земле, всмотрелся. К нему подходили чьи-то быки. В отдалении вспыхнула спичка и выхватила из мрака знакомое лицо.

— Шагай сюда, Семен! — радуясь встрече, позвал Филипп. — Пускай быки вместе ходят.

Филипп уважал этого простоватого рослого парня — давнишнего батрака Арчаковых. И Семен в долгу у него не оставался: встречался с ним всегда с большой охотой. Он хоть и молчаливо, но явно разделял настроения Филиппа, и тот старался сделать из него своего человека. О встречах с Филиппом Семен никогда не говорил ни старому, ни молодому Арчаковым — ни хозяину, ни Василию: знал, что Филиппа они терпеть не могут.