Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне (Коган, Багрицкий) - страница 191

На первую страницу

В июле 1942 года Е. Ширман в составе выездной редакции ростовской газеты «Молот» выехала в район на хлебоуборочные работы.

2 августа 1942 года Елена Ширман была схвачена фашистами со всеми материалами редакции в станице Ремонтной и героически погибла.

455. Весна

1
Моя жизнь, как репейник, колючая,
И одна лишь мне радость дана, —
Каждый год нарастает певучая,
Улыбающаяся весна…
2
То не бог вдохновенно дышит
На откосе поющих борозд —
Это кошка кричит на крыше,
Выгибая дугою хвост.
Мир весенний, размытой мощью
Закипает со всех концов…
……………………………………
Проезжающий мимо извозчик
Заляпал мне грязью лицо.
1924

456. Ветер

Ветер, ветер, ну что ты наделал?
Ты, должно быть, сошел с ума!
Это из-за тебя, оголтелый,
У меня не волосы, а кутерьма.
Ведь и так на других не похожа,
Как дикарка, хожу меж людей.
Ты ж сильнее еще растревожил,
Потянул на просторы сильней.
Не могу я ходить по дорожкам,
Жажду дебрей и троп косых.
Потому меня любят кошки
И ненавидят псы.
Люди города! Как вы жалки,
Каменных стен рабы!
Вы лишь знаете, как кричат галки
Да чирикают воробьи.
Плюнуть хочется мне в эти морды,
В пудре, в красках, в духах «Лориган»!
Мне бы шкуру носить на бедрах,
В небо метать бумеранг.
Эх, какою свистящею плетью
Разогнала бы я эту гниль!
Это ты, сумасшедший ветер,
Растрепал меня и раскрутил…
Ты мне голову сделал такую,
Что не волосы, а кутерьма.
И теперь расчесать не могу я,
Чтоб свой гребень не поломать…
1924

457. Жить! (Из поэмы «Невозможно»)

Разве можно, взъерошенной, мне истлеть,
Неуемное тело бревном уложить?
Если все мои двадцать корявых лет,
Как густые деревья, гудят – жить!
Если каждая прядь на моей башке
К солнцу по-своему тянется,
Если каждая жилка бежит по руке
Неповторимым танцем!
Жить! Изорваться ветрами в клочки,
Жаркими листьями наземь сыпаться,
Только бы чуять артерий толчки,
Гнуться от боли, от ярости дыбиться.
1930

458. Первая ночь

Ты один перед миром.
Ты затравлен пространствами
Одичалых сугробов, убегающих прочь,
Где, корежась от голода, хищно распластана
Твоя самая страшная, первая ночь.
В нескончаемой пустоши обледенелой
Ты зубами скрипишь, как мальчишка, как трус,
И жестоко дрожит непривычное тело,
Обнаженное на ветру…
Не прильнуть неожиданным, нежным ладоням,
Не коснуться прохладой раскаленного лба:
В ненасытных сугробах безнадежно утонет
Исступленных коленей борьба.
Не дрожи, дорогой, и зубами не лязгай,
Эту терпкую боль до конца дотерпи.
Ведь когда-нибудь встанет андерсеновской сказкой
Эта белая полночь среди черной степи.
Ты припомнишь ожоги смертельного холода,
Замерзание губ, содрогание плеч,
Эту жизнь. Эту смерть. Эту страшную молодость.
Следующая страница