Сейчас эти дети находились на подсвеченной разноцветными лучами прожекторов Софийской площади, ожидая скорой кульминации новогоднего торжества. И вот в положенные девять часов вечера с фейерверков началось обещанное световое представление. Мак-Гроу оказался на высоте благодаря богатому студенческому опыту организации подобных мероприятий. Сначала принялись раскручиваться колеса, установленные на длинных шестах. Извергая снопы ярких искр, они привели в полный восторг большинство находившихся на площади людей. Однако многие все же бросились наутек, но через некоторое время часть из них вернулась обратно, чтобы смотреть на яркое белое пламя глазами полными страха и восхищения. Поначалу зажглись фейерверки в центре площади у высокой ели, подсвеченной голубым светом прожектора, а потом и те, что находились в стороне — у поднимающихся вверх стен собора и близ ступеней дома культуры. Некоторые новоангарцы попадали в обморок, что не стало сюрпризом для дежуривших на площади медиков и их учеников — к этому готовились. Самого страшного — массового психоза и неминуемой давки — удалось избежать, распределив людей по открытой местности с западной части площади, еще не застроенной. Зато на следующий год ночь тридцать первого декабря будут ждать с нетерпением, безо всякого страха.
Вскоре после того, как шипящее и трескучее действо фейерверка стало постепенно затухать, раздался вдруг слитный гул, отчего, казалось, даже задрожала земля — это были выстрелы орудий, которые один за другим выбрасывали в темное сибирское небо с треском распускающееся разноцветье.
Сполохи неведомого доселе света то и дело озаряли испуганные, восторженные, пораженные чудесным зрелищем лица людей, которые не могли сдерживать своих эмоций, отчаянно вопя при каждом новом сполохе и следующем за ним шумном треске. Через пять минут, когда праздничный салют был окончен, а из репродукторов полилась спокойная музыка, потрясенные жители начали расходиться по домам, переговариваясь между собой. В этот момент к Соколову, который вместе с семьей, волнуясь, наблюдал за праздником, подошел Генри и, улыбаясь, как настоящий американец, во все тридцать два зуба, спросил у Вячеслава разрешения прийти завтра к нему для важного разговора.
— Приходи, конечно, Генри! Да хоть сейчас! — воскликнул тот, пожимая полковнику руку. — Ты просто молодец, огромное тебе спасибо!
— Да ничего, — отмахнулся Мак-Гроу, продолжая улыбаться. — Тогда завтра ждите меня на обед. А теперь я пойду спать, устал за весь день.
* * *
На следующий день бодрый и подтянутый бывший американский полковник, пройдя по скрипящему снегу тихой и безлюдной площади внутри Ангарского кремля, вошел в дом Соколовых. Семья начальника ангаро-амурского социума занимала двухэтажное кирпичное здание в голландском стиле — одно из нескольких на этой мощенной камнем улочке, выходящей к замерзшему пруду. В прихожей Генри остановили, вежливо попросив снять кобуру, оставив ее вместе с верхней одеждой. Он понимающе кивнул и, передав кобуру караульным даурам, присланным Матусевичем с Сунгари специально для внутренней охраны столичного кремля, прошел в гостиную, где был встречен Вячеславом.