— Шейла, возьмешь на себя писанину, хорошо? И проследи, чтобы палату как следует обработали.
Та кивнула. В считанные секунды была убрана капельница, лицо полковника Беннета накрыли простыней, и койку выкатили в коридор.
Никто даже не заметил тощего, сутулого, испуганного человека, стоящего в углу палаты с несколькими цветочками в руке. По его лицу катились слезы.
Почти непроизвольно губы его дрогнули, и послышались слова молитвы:
— Yisgadal ve yiskadoshshmei raboh… Да восславится имя Господа на земле, Создателя мира по образу Своему…
Это была погребальная еврейская молитва — кадиш.
И в этот момент Хершель Ландсманн дал торжественную клятву, что смерть полковника Авраама Линкольна Беннета не должна остаться напрасной.
Рейс «Свиссэйр» № 127 совершил посадку в Цюрихе ясным утром 24 декабря 1958 года. Высокий темнокожий пассажир первого класса застегнул блейзер, поправил галстук, перебросил через плечо ремень кожаной дорожной сумки и направился к выходу.
Сойдя с железного трапа, он быстро прошел к месту выдачи багажа. Почти сразу на ленте транспортера показались его чемоданы из такой же дорогой кожи. Но, как и другие пассажиры с лыжами, он еще должен был дождаться выгрузки спецбагажа.
Он вгляделся в толпу встречающих за стеклянными дверями зоны таможенного досмотра и быстро нашел тех, кого искал. Улыбнулся и радостно помахал рукой.
Потом Авраам Линкольн Беннет-младший вышел к своим приемным родителям, Ханне и Хершелю Ландсманн.
Жертвы были накрепко пристегнуты к металлическим столам. У них текли слюни. Грудь судорожно вздымалась. В центре комнаты ученый с пронзительным взглядом, держа в правой руке скальпель, готовился продемонстрировать своим юным ученикам, как следует сделать разрез, чтобы обнажить внутренности этих несчастных. Его светловолосый ассистент, румяный, как херувим, держал два инструмента — зажим и длинные острые ножницы.
Перепуганные животные рефлекторно выделяли фекалии и мочу, тяжелый запах наполнял все помещение.
Рука преподавателя сделала движение вниз под углом в сорок пять градусов и рассекла переднюю брюшную стенку. Кто-то из зрителей сочувственно ойкнул.
— Вы уверены, что они ничего не чувствуют? — раздался голос.
— Я вам тысячу раз говорил, мисс Кастельяно, — ответил профессор Ллойд Крукшанк, — мы обращаемся с собаками максимально гуманно.
После зимних каникул студентов ждала работа с жизненными системами живых существ. Крукшанку предстояло научить их резекции (медицинский эвфемизм от латинского resecare — «отрезать») одного из жизненных органов подопытных собак.