Казалось, прошла целая вечность, прежде чем сестра вынула градусник.
— Бог ты мой! — ахнула она.
— Хелен, не надо восклицаний. Просто назови цифру, — спокойным, четким голосом сказал Обри.
— Доктор, сорок два.
— Черт! — крикнул Нэги. — Молниеносная гиперпирексия. Тащите сюда лед, живо!
До слуха Барни донесся топот шагов — сестры бросились в коридор. Ему казалось, что он тоже должен как-то реагировать на нештатную ситуацию, но как? Испуганный и смущенный, он повернулся к главному хирургу:
— Доктор, мне помочь им со льдом?
— Молодой человек, разве вам отдали какие-то указания на сей счет? — Обри впервые дал волю эмоциям. — Ваше дело — держать ретрактор и не путаться под ногами.
В этот момент анестезиолог закричал:
— Том, ЭКГ пляшет как сумасшедшая!
Обри стянул одну перчатку и измерил больному пульс в паху. По выражению той части его лица, что не была прикрыта маской, Барни понял, что пульс бедренной артерии ему нащупать не удалось.
— Сердцебиения нет, — доложил еще кто-то.
— ЭКГ прямая, — объявил Нэги. — Он умер.
Внезапно наступила гробовая тишина Никто не осмеливался открыть рот, пока доктор Обри не примет решения относительно дальнейшего.
Наконец он приказал:
— Доктор Нэги, продолжайте вентиляцию легких.
Анестезиолог кивнул и повиновался.
«Какого лешего он это делает? — подумал Барни. — Ведь бедняга уже умер!»
Тут хирург тронул помощника за плечо. Липсон понял, что от него хотят, и посторонился, уступая свое место более опытному и старшему по должности хирургу, с более умелыми руками.
Барни смотрел и не верил своим глазам. На черта он так старательно зашивает этого беднягу Абрамяна? Зачем его вообще зашивать? Ведь его почти сразу будут снова резать на вскрытии.
Барни уже убрал ретрактор и превратился в беспомощного и смущенного зрителя. Кислород тем временем продолжал ритмично раздувать легкие больного.
Обри закрепил финальный шов.
— Ладно, — негромко сказал он, — везите его в послеоперационную. Я сейчас подойду.
Покойного мистера Абрамяна увезли, а Обри повернулся и с каменным выражением лица прошествовал туда, где, по-видимому, находилась раздевалка для светил.
Липсон появился из послеоперационной и при виде застывшего в недоумении Барни спросил:
— Ты чего?
— Я ничего не понял… — пролепетал тот.
— Чего именно?
— Мужик умер, а они…
— Ах это, — смекнул Липсон. — На скольких операциях ты уже присутствовал?
— Я первую неделю на практике, — ответил Барни и взмолился: — Может быть, вы мне объясните, какого черта вентилировать легкие человеку, который не подает никаких признаков жизни — ни пульса, ни сердцебиения…